Значение вольной или невольной смерти Иисуса для судеб человечества прекрасно раскрыл Ренан. Без религиеобразного богословского камлания, светским возвышенным словом и слогом вольный или невольный подвиг Христа представлен читателю исчерпывающе. Заключительный раздел исследования Ренана — глава «Существенные черты дела Иисуса» — являет собой вдохновенный гимн Иисусу Христу. Раздел включает более 3000 слов, и слово «жертва» не используется ни разу. Тем не менее смысл дела всей жизни Иисуса раскрывается полностью. «Беззаветно преданный своей идее, он сумел все подчинить ей до такой степени, что вселенная не существовала для него. Этими усилиями героической воли он и завоевал небо», — ясно и мощно пишет о Христе Ренан. Никакой схоластики. И еще более конкретно: «…для тех, кто работает для будущего, смерть является желанной». Вполне можно и это представить, хотя и трудно приступать с европейской логикой к палестинским событиям и к поведению палестинских исторических героев. Фанатизм в тех краях даже сегодня, спустя два тысячелетия, силен.
Заметим, что, останься Иисус жив, христианство все равно пробилось бы в жизнь, но, наверное, в ином виде.
Очень реалистично, правдоподобно описал смертоубийство Иисуса о. Мень. Он без прикрас предположил обычные мучения живого человека на кресте, агонию конца без каких-либо чудес. Никто Христу не помог ни словом, ни делом. Ни ангелы, ни Бог-Отец, к которому он воззвал перед кончиной, ни люди. Тоскливо быть покинуту всеми в такие часы. Но в моральном плане тех времен ничего иного ожидать от ближних и не следовало, (с позиций светской современности ученики стали предателями, иудами). Далее, описывая душевное состояние разбежавшихся учеников, Мень также реалистичен: «Это было крушение окончательное, непоправимое. Рухнули надежды и ослепительные мечты. Никогда еще люди не испытывали более тяжкого разочарования». Обычная по тем временам смерть, совсем не выглядевшая как жертва или жертвоприношение. Точнее, обычный разгон смуты по-римски, устранение потенциального зачинщика. И естественное, подавленное состояние близких людей. Никто в тот момент, сияя лицом, вдохновенно не вскричал: «Иисус пожертвовал собой! Мы свободны от грехов!» Никому это не пришло в голову: ни друзьям, ни врагам, ни равнодушной, даже злорадной городской толпе. А ведь жертва видна сразу. Именно по свежим впечатлениям. Тому немало исторических примеров. С годами эти впечатления могли лишь сглаживаться, бледнеть. А в нашем случае все произошло ровно наоборот. Грубое, унизительное убийство Иисуса усилиями заинтересованных людей со временем было осмыслено, представлено как спланированная жертва. И с годами, по ходу успеха, распалялись религиозные чувства и религиозные мотивировки, переиначивалась насильственная смерть, преображалась в искупительную жертву. Очень много придумано в этом плане. В послании Павла к галатам формула жертвы такова: «Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою» (3: 13). Многое можно вообразить, отыскивая смысл уже в этом изречении. Или в первом послании Петра: «Он грехи наши сам вознес телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды: ранами Его вы исцелились» (2: 24). Очень поэтично написано. Проще и конкретнее у Иоанна в первом его послании: «…кровь Иисуса Христа, Сына Его [Бога-отца], очищает нас от всякого греха» (1: 7). Слишком легковесно такое очищение совести за чужой счет. Иисус представлен как некая дармовая индульгенция, квота на грех. Говоря проще — разрешение на преступления перед совестью и людьми. Обман, предательство — все возможно. Грех списан, дорога в Царство небесное обеспечена искуплением Христовым — таков прямой смысл вышеприведенных сентенций. Так же в послании Павла к римлянам: «…получая оправдание даром, по благодати Его [Бога], искуплением во Христе Иисусе, которого Бог предложил в жертву умилостивления в крови Его через веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде, во время долготерпения Божия, к показанию правды Его в настоящее время, да явится Он праведным и оправдывающим верующего в Иисуса» (3: 24). Путано, на манер шаманского бормотанья, но, главное, — это утверждение, что Бог-отец предложил в жертву своего сына. Кому? Себе? Людям? Людям-евреям или людям-римлянам? Во всех случаях несуразица. И это всего лишь истоки, новозаветные истоки тех причудливых словесных рек, которые потекли, пополняясь, через века.
