Тут-то оно и случилось.
Сапожник, давний вдовец с буйной шевелюрой и широкой челюстью, нарушил общую тишину и прикрикнул мощным голосом на выступающего:
— Тихо, люди едят!
В сердце престарелого политика проснулся дремлющий «лев Кнессета»:
— Да, мой друг! Тишина, душевное спокойствие — и хлеб на столе! На этих основаниях зиждется мир рабочего человека…
Тут уже все начали рассерженно орать:
— Эй ты, заткнись! Кто это? Кто его пустил?
Зеев вытащил пораженного шефа на воздух.
— К сожалению, Дольникер, — сказал он, задыхаясь, — хотите вы того или нет, в этой деревне вы останетесь
Тяжелые дни настали для наших отдыхающих.
Со времени происшествия за «общим столом» оборвались все связи между политиком и его секретарем и населением деревни. Гости вынуждены были проводить свое свободное время, как правило, в одиночестве или друг с другом. Никогда ранее им не приходилось сталкиваться в отпуске с таким бездельем.
— Дружок, — взорвался однажды Дольникер во время прогулки туда-сюда по деревне, — это вообще не деревня, это заплесневелая дыра! Жители не только отстали на сотни лет в смысле цивилизации, но и ужасающе неразвиты в интеллектуальном плане!
Секретарь перекатывал носком обуви попадавшиеся по дороге камешки.
— Я к тебе обращаюсь, Зеев! Почему ты такой невнимательный?
— Я всю ночь не сомкнул глаз, Дольникер. Собаки лаяли, цикады свиристели, да и петухи здесь, как видно, начинают кричать в полночь.
— Это еще что по сравнению с тем, что мне пришлось испытать, дружок! В моей комнате полно мышей, а коты орут хором на крыше. Когда я в конце концов уснул с помощью двух таблеток снотворного, то проснулся от того, что кто-то меня схватил и тормошит, ибо я, по его утверждению, громко храплю. И только тут выяснилось, что кто-то еще живет со мной в комнате и спит на соседней кровати. Это, да будет вам известно, деревенский пастух, тупой родственник хозяина дома. Вы слышали когда-нибудь, товарищи, о таком вопиющем отсутствии такта?
— Послушайте, Дольникер, я предлагал в свое время поехать в Швейцарию на пару месяцев, но вам захотелось именно сюда…
— Кому захотелось? — вскипел Дольникер. — Мне?
— Да, вам, Дольникер!
— Ну и что? — прокричал Дольникер, и его лицо покраснело. — У меня нет права немножко отдохнуть?
— Тоже мне отдых! Представьте себе, Дольникер, что было бы, если бы у вас, не приведи Господь, начали болеть зубы в этом забытом Богом месте…
Они не прошли и десяти шагов, как Дольникер почувствовал нарастающую боль в одном из коренных зубов справа, и его раздражение по отношению к секретарю сразу сильно увеличилось. Он давно бы бросил надоевшего молодого человека, если бы в этой деревне нашлась хоть одна живая душа, достойная и готовая с ним поговорить. Сидеть в комнате политику не хотелось, так как большеголовые близнецы непрерывно действовали ему на нервы. Отношение Дольникера к детям было установлено раз и навсегда. У его жены детей быть не могло, и политик в свое время принял это к сведению с чувством облегчения, ибо всегда полагал, что дети могут стать камнем преткновения на его пути. Однако близнецы проявляли к нему неисчерпаемый интерес и не сводили с него круглых глаз.
