Первое возражение было высказано с позиций православного фундаментализма: "Проповеди пророков, которые вы упоминали, - сказал о. Андрей
Кураев, - строятся на том, что Бог им сказал: "Я не вот это. И вот так обо Мне думать нельзя". Когда даосская традиция утверждает, что инь и ян едины, едины добро и зло, свет и тьма, а апостол Иоанн утверждает нечто противоположное: "Бог есть свет, и нет никакой тьмы", - нельзя не замечать несовместимость этих позиций. Когда начинается диалог между религиями, очень важно не выпасть из диалога с Богом, в котором Бог не только пассивен, не только претерпевает наши умствования, но все-таки способен их и скорректировать".
Здecь просматривается дoвольнo обычная некорректность в понимании Дальнего Востока, которую хочется сразу же разъяснить. Архаическое значение слова инь - влагалище, ян - член детородный. На этой основе наслаивались ассоциации: женское и мужское, текучее и твердое, воды и горы (отсюда символика дальневосточного пейзажа), тьма и свет. В таком контексте тьма и свет - просто ночь и день, без нравственной оценки. Ночь после жаркого дня может быть нежной, ласковой, желанным отдыхом от труда, от битвы. Нельзя путать метафорику Библии с фактами. Для китайца белое - знак траура, для европейца - знак невинности. Это не свойства цвета, это условности культуры.
С первой путаницей связана вторая: смешение философско-религиозного выхода за противоположность добра и зла с безнравственностью. Пушкинский Пимен пишет свою летопись, "добру и злу внимая равнодушно". Это иногда прямая обязанность историка, философа и богослова.
Бог Библии поддерживает различие добра и зла в людях, но сам по ту сторону наших представлений о добре и зле. Ответ Бога Иову - вознесение Иова на высоту, где вопросы Иова не получают ответа, а просто исчезают. Высота Божьего ответа, глубина Божьего бытия (слова "высота" и "глубина" здесь равноценны) - абсолютное благо. На глубине бытия зла нет, писал Августин. Но нет там и добра как противоположности злу. И на последней глубине апофатического (негативного) богословия, когда Бог описывается отрицанием всех его предикатов - в том числе благости, - христианство приближается к восточным религиям.
Однако о. Андрей не упоминает апофатики. Он остается на почве катафатического (положительного) богословия, близкого к катехизису. В рамках такого богословия можно было бы с ним согласиться. Но, к сожалению, слова, приписываемые непосредственно Богу, противоречат друг другу. К сожалению, мысль изреченная есть ложь; всякое слово не только выражает, но искажает мысль. И чем сложнее предмет, тем труднее назвать его. Точно можно назвать корову. Нельзя точно высказаться о Боге или передать Божью мысль. Духовный посыл, пройдя через сознание пророка, приобретает отпечаток личности, языка и культуры, а они различны. И выходит, что Бог говорил иногда одно, иногда другое.
