Рука моя потянулась за сигаретами — и замерла на полпути.
Слишком отрешившись от окружающей обстановки, я не уловил, что уже не один. Кто-то появился за моей спиной.
Почувствовав его, я выхватил излучатель и повернулся.
* * *
Сквозь прицел я увидел темный силуэт с неясными очертаниями.
Фигура в плаще с надвинутым капюшоном.
Я усилил восприятие. Темнота и плотный туман перестали быть препятствием для моего зрения.
Фигура утратила размытость и приняла очертания женщины. Она сидела на скамье боком ко мне, всего в паре десятков шагов. Ее психополе ощущалось ясно, не оставляя сомнений: она обычный человек. Я разглядел на ее пальце золотое кольцо с бирюзой и ощутил тонкий запах духов. Лица не было видно.
Если она и имела ментальную защиту, то делала что-то, сознательно раскрывшись. Склонив голову над могильной плитой, она что-то говорила — очень тихо, то и дело прерываясь и просто беззвучно шевеля губами, — так, что я не мог ничего разобрать.
Готовый выстрелить, я просканировал окрестности — и никого более не обнаружил.
Кто эта женщина, возникшая словно из-под земли за моей спиной? Почему она тут одна — ночью, на укутанном туманным саваном кладбище?
— …Время здесь становится иным, — проник я в ее мысли. — Но и здесь оно не застывает — тут оно превращается в память. Деревянному кресту, отмечающему могилу одинокого человека, суждено простоять недолго. Дольше стоят надгробия тех, кто оставил после себя детей, чья память исправно поддерживает каменные плиты. Внуки тоже еще помнят, но поправляют уже реже. Уже при их жизни эти вехи неизбежно косятся набок — пока время и забвение не заставят их упасть и исчезнуть без следа. Никакая память не вечна. Пусть «вечная память» высоких родов и великих личностей защищена не убогими деревянными досками, а гранитом склепов и пергаментом генеалогических древ, время властно и над этим… Вечен лишь покой.
Она начала кидать вокруг беспокойные взгляды, и я отступил.
Такая редкая чувствительность была присуща менее чем одному проценту обычных людей. Погруженные в себя, наделенные развитой интуицией личности «восприимчивого типа» нервничали при чтении их мыслей. Она определенно относилась к их числу. К тому же место и темнота, одиночество и ватная тишина — все это повышало ее ментальную чувствительность. Слушая ее внутренний голос, я ощутил это.
И еще, что она молода. Но что за странные философствования рождались в ее голове? Впрочем, какое место — такие и мысли…
