Вечерний день | страница 26
А что же ты здесь наклейку не оторвал? - спросил вдруг Палыч и рванул небольшой кусок холста, который уже раньше заметил на обороте картины.
А под ним оказалось именно то, чего он и боялся - остатки штампа. Можно было прочесть только «.ский.арственный музей» и четырехзначный инвентарный номер.
Глава 9
Платонов вышагивал на своих «журавлиных» ногах расстояние от метро до дома старухи Лериной и уговаривал себя, что скверное настроение у него вовсе не оттого, что соседка по лестничной площадке опять не подавала никаких признаков жизни. Нет, она была на месте, жила в своей квартире, утром он, выходя, слышал женские шаги за ее дверью, но Анастасия не звонила и даже не встретилась ни разу с ним просто на площадке, что было совсем уж не трудно.
Поводов для расстройства он себе напридумывал достаточно - и то, что за неделю он практически ничего нового не узнал о шкатулке, и глупое поведение Плюща, который, увидев вчера штамп на картине, почему-то обиделся на Палыча и начал на него, как сейчас говорят, «наезжать». Он требовал, чтобы тот не прерывал отношения с Махмудом, а попытался найти с ним общий язык.
Услышав, что клиент - кавказец, Владимир Павлович испугался еще больше, не стал вдаваться в подробности и потребовал от партнера, чтобы тот прекратил все общения с опасным клиентом. Платонов не был националистом и приверженцем «русской идеи», просто, ко всему прочему, он вспомнил, где видел картину раньше - в книге «Грозненский государственный художественный музей».
Они практически поссорились с Плющом, потому что тот, видимо, взял какие-то деньги у этого самого Махмуда, обещав ему содействие, и никак не хотел теперь понять, что все не так просто и ситуация может оказаться весьма и весьма опасной.
Виктор ушел, хлопнув дверью, а Палыч остался один и стал размышлять о поисках нового партнера и помощника. Он надеялся, что Плющ образумится и вернется, но не исключал и худшего варианта.
Еще одним поводом для плохого настроения мог оказаться отвратительный разговор, случайно услышанный им сегодня в метро.
- Я так люблю, - услышал он женский шепот за спиной, - когда ты ходишь по квартире голый.
Платонов вжал голову в плечи и только через несколько мгновений до него дошло, что слова вряд ли относятся к нему. Он медленно повернулся и увидел похожую на бомжей пару: толстого немытого мужика в засаленном пальто и под стать ему даму с фиолетовым оттенком лица.
Подавив приступ тошноты, он выскочил на первой же остановке, которая, по счастью, оказалась нужной ему, и вышел на улицу. В этот отвратительный серый зимний день, хотя времени было почти двенадцать, казалось, что в Москве, да что там в Москве, во всем мире наступили вечные сумерки.