[22] под завывание
hautbois[23].
Правда, слушать эту музыку уже было недосуг. Едва появилась процессия, толпа взвыла, правоверные ринулись вперед, и нас внезапно с силой зажало в толпе.
— Miséricorde![24] — грянуло из тысячи глоток, и зловоние масла, человеческих тел и нечистот с силой ударило в ноздри, смешавшись с дымом из серебряной кадильницы, чесночным духом и святым прахом. — Помилуй! Помилуй нас грешных!
Привстав, я заглянула вперед над головами толпы. Мне стало немного не по себе: религиозный экстаз мне приходилось видеть и раньше, но нынешний показался мне каким-то лютым, истошный вой фанатиков с дикой, пронзительной силой врезался в уши. Уже не в первый раз, почти полуосознанно чувствуя под рукой недавно появившуюся округлость живота, я подумала: не пора ли положить конец бродячей жизни, пока она не встала поперек горла? Мне шел двадцать третий год. Уже не девочка.
Черный Доктор взметнул своим плащом, тот вздулся пузырем между ним и толпой, освободив проход, и он рванулся вперед, и крики стали громче, и некоторые, устремившись за ним, пали на колени.
— Miséricorde! Помилуй нас грешных!
Мы уперлись почти в самую процессию, отступать было некуда, я осторожно правила жеребцом, он опасливо топтался на месте среди наседавшей толпы, грозившей опрокинуть фургон. Богоматерь медленно, кренясь, точно груженая баржа, плыла в потоке людей. Я увидела, что многие из тех, кто нес помост, босы, как кающиеся грешники, хотя в праздник Святой Девы это было странновато. Монахи были в капюшонах, как и несущие, но один на моих глазах приподнял капюшон, приоткрылась красная то ли от пьянства, то ли от усердных потуг физиономия.
Мы с жеребцом замерли на месте. Помост, покачиваясь, проплывал мимо, и лицо Богоматери оказалось у меня прямо перед глазами, так близко, что я видела вековую пыль, сверкнувшую в закоулках ее позолоченного венца, облупившуюся краску на ее розовой щеке. В уголке голубого глаза примостился паучок; внезапно он стал сползать ей на щеку. Никто, кроме меня, его не заметил. Богоматерь проследовала мимо.
И грянуло столпотворение. Одни кидались на колени, невзирая на давление толпы, увлекая за собой шедших рядом. Другие, стойко смыкая ряды, шагали по головам упавших, заглушая их крики.
— Miséricorde! Помилуй нас грешных!
Слева от меня женщина, закатив глаза, повалилась навзничь в толпу. На какое-то мгновение ее, точно статую, подняли вверх, и она беспомощно плыла на подставленных снизу руках, потом скользнула вниз; люди шли не останавливаясь.
