— Придется торчать тут до утра, пока барин не вернется. Ох, не дадут человеку выспаться… И извозчик стал поудобнее устраиваться в санках, кутая ноги меховой полостью. Майорат поехал дальше… В ярко освещенном зале на эстраде пела куплеты молодая немка. Облегающее платье, расшитое стразами, доходило до колен — а ниже ноги окутывала волна кружев. Ее движения и выражение лица были весьма циничными, как и песенка. Сильно накрашенные губы то и дело раздвигались в заученной улыбке, обнажавшей белоснежные зубы.
Богдан уселся со своей спутницей возле самой эстрады. К ним тут же подсели двое знакомых юнцов, завсегдатаев театральных кулис.
В одной из боковых лож, скрытый занавеской, сидел Вальдемар Михоровский и наблюдал за кузеном. Он видел разгоряченного Богдана, как на ладони, видел его даму, но с занятого им места не мог расслышать — единого слова. Порой только до него долетал общий хохот, вызванный какой-то шуткой. Прекрасная дама то кокетливо сверкала глазами, то делала невинную мину, а Богдан смотрел на нее взглядом опытного обольстителя.
Немка на эстраде кружилась так, что кружева взлетали вверх, обнажая ноги до колея.
Один из мужчин, сидевших за столиком неподалеку от ложи, сказал своему спутнику:
— Вы только посмотрите, как эта германская свинка заголяется…
— И за что ей так хлопают? — удивился другой, глядя на кланявшуюся шансонетку. — Голос у нее тяжелый, как крестьянская колбаса с горохом…
— Зато формы словно из мрамора — ноги, бюст…
— Какой там мрамор! Простой камень, только подкрашенный и побеленный! Да нет, жаба, сущая жаба, это вам не венгерка…
На эстраду выбежали пять полуголых девушек, выбрасывая ноги в канкане.
— Посмотрите, выставка женщинятины…
— Чего?
— Ну, есть телятина, гусятина, а это — женщинятина. Голое мясо. Как на витрине. Но знатоков тут изрядно, взгляните хотя бы на молодого Михоровского…
Майорат вздрогнул — но соседи, разумеется, смотрели не на него, а на Богдана, пожиравшего взором ножки танцовщиц.
— Видите? Одну уже ангажировал, но облизывается и на всех остальных… Ничего, скоро обожжет крылышки…
— Думаете? Вряд ли.
— Многие мотыльки, порхавшие над такими цветочками, обжигали крылышки…
— У этого — порода! Возьмите глембовического майората — какой повеса был в молодости. И до сих пор хоть куда.
— Говорят, майорат собирается жениться на кузине. Но пока он женится, этот молокосос пустит на ветер половину состояния…
— Да, я слышал, что майорат его опекает. Плохо, должно быть, опекает, если юнец только и делает, что увивается за балеринами…
