Повторилась почти точь-в-точь та же процедура. Теперь в действие вступил и Чарльз. Оба пытались убедить Андреа в привлекательности жизни в США. Чарльз забросил еще один крючок, оставив на случай необходимости бесплатный телефонный номер в Лэнгли.
Американцы не получили от меня никакого обещания. Они перешли на позицию ожидания, уверенные в том, что мое положение может только ухудшиться. Так оно и случилось.
С середины июля средства массовой информации сообщали в радостном предвкушении, что в полночь со 2 на 3 октября в дверь моей квартиры позвонит чиновник, чтобы выполнить приказ об аресте, выданный федеральным генеральным прокурором. Как-то раз во время завтрака появился один знакомый репортер “Бильд-цайтунг” и с обезоруживающей откровенностью не только предложил мне хороший гонорар, но и пообещал взять на себя расходы, которые моей семье придется нести, когда я окажусь за решеткой. Все это при условии, что я заявлю о своей готовности поехать с ним и его фотографом в Западный Берлин, чтобы там добровольно явиться к властям. Конечно, речь шла об эксклюзивном материале для его газеты.
Тем временем оказались обрубленными и контакты с западногерманской стороной, установленные через г-на Дистеля. И после этого американцы еще раз попросили принять их. На моей даче мистер Хэтэуэй, осторожно намекая на “трудную ситуацию”, в которой я оказался, снова повторил свое предложение. Как и прежде, об официальном приглашении речи не было, но, по словам американца, возможность получить официальное убежище в США оставалась для меня открытой, если я буду готов участвовать в охоте на “крота”. Теперь несколько оживился и Чарльз. Если мы, по его словам, хотели уехать в США, то Андреа надо было позвонить из Западного Берлина по телефону 011-212-227-964, представиться Гертрудой и попросить Густава. “Вытащить” меня проблемы не составило бы.
Как бы драматически ни звучали эти предложения, во всей ситуации было нечто комичное. Не было лишено пикантности уже то, что мне пришлось бы лететь в Америку из того же самого аэропорта Темпельхоф, в который я прилетел, вернувшись из Москвы в 1945 году после победы над Гитлером.
Мы решили избрать другой путь. Хотя мистер Хэтэуэй 26 сентября еще раз специально прилетел в Берлин и в нашей берлинской квартире состоялась краткая беседа, во время которой Чарльз передал записку, написанную на плохом немецком языке, с указаниями для связи “в крайнем случае”, этот разговор также остался безрезультатным. Мы уже упаковали чемоданы, готовясь покинуть Берлин — но в другом направлении. Это осталось нашей тайной. Хэтэуэй не услышал от меня ни “да”, ни “нет”.
