И чем более все это недоступно, тем более мне всего этого хочется.
И тут мне звонит Дима, мой первый муж, и сообщает, что приехал в Москву в командировку и хочет повидаться с Машей.
Никогда еще я не была так рада его видеть!
Первый понедельник после выставки – время зализывать раны. Конечно, любой разговор на стенде заканчивается фразой: «После выставки созвонимся», но имеется в виду ближайшая среда. В крайнем случае, вторник. Но не понедельник же!
Как выяснилось, подобные рассуждения справедливы для всех, кроме производственного отдела. На меня с порога набросились завреды, художник и выпускающий. Вообще-то выпускающий набросился на меня из электронной почты, ICQ и телефона, но через час активных переговоров мне стало казаться, что Кузьма Павлович сидит в соседнем кресле и бубнит: «Где макеты? Почему не сдали макеты? Почему сдали не те макеты?»
Я огрызался, апеллировал к здравому смыслу и Господу Богу, но Бог молчал, а Кузьма продолжал бубнить. Каждую секунду мне хотелось заявить: «Да плевал я на ваши макеты с близкого расстояния! И вообще, я увольняюсь!» – но делать этого было нельзя. Дважды звонила Алла, которая замогильным шепотом напоминала об ответственности за разглашение. Заодно напомнила, что я должен отдать деньги. Это она здорово придумала, я, честно говоря, совсем забыл о куче наличных, которые находились в портфеле. А портфель… Я огляделся и похолодел. В комнате его не наблюдалось. Прервав очередную тираду выпускающего (примитивным образом – нажав на рычаг телефона), я бросился в приемную.
Портфель стоял возле вешалки. Любой случайный посетитель, любой рекламный агент мог завладеть им и скрыться. Впервые в жизни у меня закололо в области сердца. Или это был желудок? Сегодня я слишком долго собирал Машку и не успел даже кофе попить.
Прижав кожаного друга к груди, я отправился на поиски директора. Тот отсутствовал. Потому что понедельник после выставки (см. выше). Я представил, как проведу остаток дня, сидя на портфеле верхом, потом найму по телефону телохранителя и направлюсь домой. А ведь на работу я ехал совершенно спокойно. И портфель мирно возлежал рядом со мной на сиденье.
К счастью, Юра Анатольевич был совсем молодым директором. К обеду он появился. Я успел перехватить его у входа и протащил в кабинет мимо желающих пообщаться с начальством.
Когда я вышел с легким сердцем и распиской о приеме денег, снова набросились страждущие. Хуже того, Кузьма обиделся (около часа он не мог меня отловить и погундеть вволю), поэтому теперь я был вынужден искать его по всем каналам связи и пытаться решить проблемы. В полшестого пришло краткое письмо: «Просмотрел „Самоучитель интернета". Все плохо. Все переделать».
