Помню, как после долгого и восторженного рассказа об Оптиной, где он только что был, он стал говорить об опере "Русалка". "Это истинное чудо!" - сказал он. Или вдруг после молчания, когда он, лежа на кровати, полузакрыв глаза, казалось, был весь в ином духовном мире, он начинал читать мне отрывки из его любимой вещи Клода Фарера "В чаду опиума". Это не было дешевое любопытство зла, так как для него и здесь был "иной мир". Это было, или так ему (и мне) казалось, какое-то соучастие в тоске этого зла по добру. Его рассказ "Жалостник", где им дана вольная интерпретация слов св. Исаака Сирина о молитве за демонов, был уже напечатан в "Русской мысли". Образ тоскующего лермонтовского Демона был тогда его любимый поэтический образ. Но, впрочем, может быть, тут было и какое-то особое русское и тоже тоскующее любопытство.
О, бурь заснувших не буди,
Под ними хаос шевелится.
(Ф.И.Тютчев; "О чем ты воешь, ветр ночной?" - В.П.)
А может быть, все-таки слегка разбудить? Это, кажется, Достоевский сказал: "Слишком широк русский человек, - я бы сузил". Когда ткань чрезмерно расширяется, она утончается, а "где тонко, там и рвется".
"Заснувшие бури" просыпались вечером, когда подбор материалов для работы по гносеологии русской иконы - окончен, мысленная и безнадежная полемика о том, прав ли был Гоголь, сжигая "Мертвые души",- утомила, а впереди- еще долгая русская ночь!
Часов однообразный бой,
Томительная ночи повесть.
(Ф.И.Тютчев. "Бессонница", 1829. - В.П.)
С.Н. очень любил ночные стихи и Тютчева и Пушкина: "Когда для смертного умолкнет шумный день", "Бессонницу".
Парки бабье лепетанье,
Жизни мышья беготня,
Что тревожишь ты меня?
Кажется, в 1918 году он написал рассказ, который так и назывался "Мышья беготня". Он посвятил его мне, потому что именно с этой, мышиной, стороны я был ему тогда больше близок.
Но вот ударили к ранней обедне у Илии Обыденного. Уверенно, непобедимо, всегда спокойно зазвучали колокола, и темный хаос образов, тоски и наваждений исчез в лучах света, как
Миф, порожденный грехами,
Призрак, летающий ночью над нами,
Тающий в блеске зари.
(Гл. Сазонов)
Опять - "победа, победившая мир, вера наша!". Все ночное теперь воспринимается уже не в остроте притягивающего "познания добра и зла", а как этап борьбы. Я помню, что С.Н. любил эту строфу стихотворения Эллиса (Эллис (настоящее имя Лев Львович Кобылинский, 1878-1947) - поэт, переводчик, критик. - В.П.), его соучастника в "Мусагете":
