— А как насчет пианино?
Валманн произнес это совершенно спонтанно. Он судорожно отгонял воспоминания о руке Лидии Хаммерсенг, неестественно отброшенной в сторону, похожей на оторванную руку куклы. Рукав задрался, и были видны отвратительные синие пятна, а сама рука была ободрана, особенно локти.
Пианино. В его памяти вилла Скугли всегда была наполнена музыкой и музыкальными инструментами. Пианино занимало почетное место в гостиной, между двумя окнами, из которых открывался вид на сад и широкие поля, оно сразу же бросалось в глаза, как только кто-то заходил в дом. Когда он заходил туда вчера вечером, дверь в гостиную была открыта, но никакого пианино он не видел. Очевидно, его не видел и Трульсен.
— Пианино?
— Семья Хаммерсенг была очень музыкальной, — Валманн пустился в объяснения, — они все без исключения играли на каких-нибудь инструментах. Пианино занимало главное место в их доме. Они все играли, особенно она, Лидия.
— Я не помню никакого пианино… — Трульсен подозрительно огляделся, будто кто-то неуместно подшутил над местом преступления. Его взгляд упал на Рюстена, который задумчиво покачал головой:
— Нет, Юнфинн. В доме нет пианино.
Валманн кивнул, словно нашел ответ:
— Я, правда, был там в последний раз много лет назад.
Его беспокойство не стихало.
— Еще вопросы или этого пока достаточно? — Решив закончить выступление, Трульсен заторопился и вопросительно посмотрел на Валманна, который покачал головой.
Если бы даже и были, он бы промолчал. Излишнее рвение руководителя следствия и его менторский тон наводили на него тоску. Такому бюрократу, как Трульсен, бесполезно объяснять, что пианино — не старый диван и его не выбрасывают, особенно, в домах, где много лет занимались музыкой. Он попытался поймать взгляд Аниты, сидевшей у экрана, но она делала какие-то пометки и не обращала на него внимания. Он поднялся, но тут же заметил, что Моене, глядя на него, едва заметно кивнула в сторону своего кабинета. К Моене на ковер — именно этого ему и не хватало субботним утром.
— Вообще-то я хотела бы выразить соболезнования, ведь эта трагедия произошла с твоими близкими друзьями…
Йертруд Моене была воспитанным человеком. Она хорошо знала правила приличия, однако слишком увязла в формальностях, в том числе и когда дело касалось следствия.
— Спасибо, — ответил Валманн, — но близкими друзьями мы не были. Я учился в школе вместе с их сыном, и в детстве мы ходили друг к дружке в гости. Вот так я с ними и познакомился.
