— Ну как ты тут, дорогая?
— Работаю, мамочка.
Тарелка с цыпленком и тушеными овощами осталась нетронутой, Синди только сдвинула ее на край стола. Рабочее место освещала яркая лампа, свет галогенов отмечал центр комнаты, углы ее тонули в полумраке. Снимки мало чем отличались друг от друга. Неудачные Синди откладывала в сторону, лучшие разглядывала через увеличительное стекло. Она пыталась добиться магического совершенства при работе над портретом маленькой девочки и ее четвероногого друга.
— Ты уже несколько часов тут сидишь, — сказала мать.
Синди подняла на нее глаза.
— Это важно.
— А здоровье тебе не важно? — проворчала мать и покосилась на тарелку. — Даже не притронулась к еде, так не годится!
— Еще никто не умер, отказавшись от обеда.
Мать приблизилась к Синди, нежно убрала волосы, упавшие на лоб.
— Что-то подсказывает мне, что это не единственный обед, от которого ты отказалась на этой неделе.
— Оставь, мама. Я в порядке.
Мать взяла дочь за подбородок и заставила посмотреть прямо себе в глаза. Этот воспитательный прием — дескать, смотри на меня, говори всю правду — она использовала, еще когда Синди была ребенком. Эвелин Пейдж осталась матерью-одиночкой, когда дочери едва исполнилось девять, и морщины озабоченности, избороздившие лицо, свидетельствовали о том, что приходилось ей не сладко. Нет, нельзя сказать, что она выглядела старше своих лет, скорее, она вела себя по-старчески еще задолго до того, как волосы ее поседели. Словно покойный муж забрал с собой её молодость и живость, заставил почувствовать себя старше, чем она была на самом деле.
— Вы только посмотрите на эти глаза! Когда последний раз ты как следует выспалась, а?..
— Было много работы.
— А Джек говорил мне совсем другое.
— Рассказывал о моих снах, да?
— Да.
И тут вдруг Синди почувствовала, что ее предали. Впрочем, она понимала. Джек вовсе не сплетник. Ведь именно он помог ей пережить самое трудное время. И не стал бы рассказывать матери об этих снах, будь Синди ему безразлична.
— Что же именно он тебе сказал?
— Что ты плохо спишь. Что тебя мучают кошмары об Эстебане.
— Это не совсем кошмары…
— Да. Просто такие сны, что по ночам боишься глаза закрыть.
— Да, верно.
— И давно это у тебя?
— С октября.
— Так долго?
— Ну, не каждую ночь. В октябре это произошло в первый раз. В годовщину того дня, когда Эстебан… Ну, ты знаешь.
— И что сказал на это Джек?
— Он сочувствовал. Старался поддержать. Я вовсе не придаю снам такого уж значения. Ни к чему хорошему это не приведет. Особенно сейчас. Мы хотим завести ребенка.
