Кажется, он о чем-то сосредоточенно думает. Проходят минуты, а может быть, всего лишь секунды. Потом он спрашивает у Беннета: вы знакомы с работами Арнольда Скалапино? Конечно, отвечает Беннет. Вы знаете, что профессор Скалапино работает в нашем колледже, говорит ректор. Может быть, поэтому вы и приняли наше предложение. Тонкие губы ректора расплываются в довольной усмешке. Беннет смотрит в пол. Ему хочется только закончить с распаковкой вещей и подготовиться к первым занятиям, до которых всего три дня. У нас тут небольшая проблема со Скалапино, продолжает ректор. Он уже десять лет ничего не публикует.
Беннет отлично знает историю публикаций Скалапино — она тоже часть легенды. Скалапино не публикуется. Ученые подозревают, что Арнольд Скалапино проводит массу вычислений, но ему, очевидно, претит записывать результаты. Фактически вся репутация Скалапино держится на двух заметках из протоколов конференций — в 1959 и 1965 годах. На каждом из этих собраний физик-затворник показывался неожиданно, делал краткий и блестящий доклад и исчезал. Каждый его доклад, записанный восхищенными учениками и тщательно изучаемый в последующие годы, менял направление целой отрасли физики. Небольшая сноска во второй заметке выросла в нечто, названное впоследствии квантовой нестабильностью Скалапино. Что больше всего бесило — обе работы Скалапино намекали на дальнейшие, недоказанные результаты, революционные идеи, уже, возможно, просчитанные и запрограммированные на мятых клочках бумаги, которые валяются где-то в кабинете автора. Или не валяются. Самому Скалапино вопросов задавать не удавалось. Он не подходил к телефону.
Мы его взяли на работу десять лет назад, говорит тихо ректор, скаля желтые зубы. Он приходит в колледж раз в неделю, проводит семинар и исчезает. В комитетах не участвует. И ни одной вообще работы не представил. Этот хитрый жулик нас всех обдурил. Как-то он уговорил проректора назначить ему самый высокий в колледже оклад и не представил даже маленькой статьи. Кого он из себя строит?
Ректор втягивает голову в плечи, потом еще понижает голос, почти до шепота, до шипения. Ланг, вы понимаете, что могла бы значить для Леоминстера Нобелевская премия, какие бы вклады на нас посыпались?
А Скалапино все еще работает? спрашивает Беннет. Ему же теперь пятьдесят? Ректор прищуривается. Не важно, работает он или нет. Что вы хотите сказать? спрашивает Беннет. Все в ящиках с папками, говорит ректор. У него там в этих папках двадцать лет неопубликованных работ. Беннет потрясен. Двадцать лет работы Скалапино — если это действительно так — могут перевернуть вверх дном всю современную физику. Результаты первого десятилетия, возможно, уже переоткрыты, но результаты последних десяти лет могут быть полностью неизвестны. Беннет даже представить себе такого не может. Он садится — впервые за все время разговора.
