(Как вы понимаете, эта новелла будет о борьбе в Минотавре, в одной из сущностей Михаила Липскерова, автора этого бредового текста, человеческой и звериной сущностей. Как закручено, как заворочено... Посмотрим, что получится.)
Я bicho, бык, предназначенный для корриды, хожу по густой траве в одной из ganaderнa Андалусии среди простых buro2. Завтра Хаванагила и другие перевезут меня в Памплону для ежегодной fiesta, где я буду участвовать в главном бою. Но это завтра, а сегодня я гуляю в высокой траве Андалусии и думаю, и думаю о Лолите. Я увижу ее завтра. Завтра, завтра, завтра... Если останусь живым. Если меня минует estoque. Если ее кончик скользнет по позвонку и отклонится от сердца. Тогда отлетит в сторону уже ненужная muleta, и мой правый рог войдет в его левую бедренную артерию, хлынет горячая кровь, и напрасно picadores будут тыкать в меня копья, а другие toreros будут пытаться отвлечь меня. Я буду вновь и вновь подкидывать в воздух hombre и слизывать стекающую с рогов теплую кровь. А потом, потом я отправлюсь к Лолите...
Я espada Мигель Липскеровес, потомственный torero, предназначенный для корриды, иду по авенида Arepera в сторону кафе «Los bacante», чтобы заказать столик на двоих. Столик на двоих после завтрашнего боя. Если estoque достигнет цели и bicho умрет. И я подарю Лолите его ухо вместе с предложением руки и сердца.
Я Минотавр. Завтра мне предстоит убить самого себя и каким-то образом выжить и сойтись наконец с Лолитой. Мы с ней построим небольшой домик в предместье Севильи, будем пить легкое вино, а потом выходить на балкон, слушать, как ночной зефир струит эфир, и как шумит, гудит Гвадалквивир. Внизу будут прогуливаться muchachos со своими доннами. Разодетые caballeros будут вести с ними легкий светский разговор о том и о СЕМ. Muchachos будут притворно смущаться, закрывая щечки и глазки веером, а их донны будут притворно сердиться и вздыхать, вспоминая, как все это было у них каких-нибудь тридцать–сорок лет назад. На площади Alegrona будут затеваться легкие стычки, сверкать шпаги. Возможно, даже прольется кровь, но это так. Понты. Кровь всерьез из-за любви уже давно не льется. И в притоне «Три сушеных дрозда» негр-слуга давно не стирает с пола кровь. Вымерли как класс Дульсинея Тобосская и Дон Кихот, и только у Бизе и Карлоса Сауры остались Кармен и Хосе. И только фламенко хранит память о беспредельной и смертельной любви al Iberia. У любви, как у пташки, крылья, ее не так легко удержать. Вот только что сердце сваливалось в желудок, отчего сразу же начинался понос, а вот его уже как бы и нет. Вот только что сердце – ОГНЕДЫШАЩИЙ вулкан, а через мгновенье – простой механизм для прокачки эритроцитов, тромбоцитов и лейкоцитов. Вот только что сердце пик-пик-пик, а через минуту без видимых причин сердце бьется ровно, в руке не дрогнет пистолет. Выстрелит в спину сопернику не столько из-за любви, сколько из-за приданого.
