– Шестой номер, Мишель Федорович, с видом на Роттердамский собор.
– Отлично, Хаванагила. (А кем же еще мог быть портье в отеле «Барбизон»?) Две бутылки пятизвездочного «Синьяка» в номер и какой-нибудь еды из ресторана. Какое у вас сегодня фирменное блюдо?
– Пальчики оближете, Мишель Федорович. Картофель с гарниром из едоков.
– Прикажите подать, – попросил я, и мы с моей дамой направились к лестнице, чтобы подняться в шестой номер, услышав последние слова Поля: «Ну ладно, минет на посошок – и обратно на Таити».
Номер представлял собой большую круглую комнату с большой круглой кроватью и шестью большими круглыми окнами, из которых открывались шесть роскошных видов Роттердамского собора. В промежутках между видами висели гобелены, вышитые по офортам Бердслея. Офорты не очень гармонировали с общим стилем номера, но придавали ему какой-то грубоватый шарм. На столике у изголовья кровати стоял граммофон, из раструба которого неслись довольно-таки скабрезные куплеты, написанные мною для одной шансоньетки из второразрядного кабаре.
Шофер, мой милый,
Ты так хорош,
Мотор включаешь –
Бросает в дрожь.
Ты так поставишь,
И так направишь.
И все ведешь,
Ведешь, ведешь, ведешь...
Вслед за нами в номер вошел гарсон с тележкой, на которой стояли две бутылки «Синьяка», два бокала и огромное блюдо картофеля с гарниром из едоков. Мы выпили по бокалу, и моя очаровательница развязала мой галстух, сняла фрак, сорочку и протянула руки к... Брюки упали на пол. А мы упали на кровать. В глазах у нее метались бесенята. (Опять этот проклятый штамп!.. Ну, думай же, думай... В зрачках ее глаз могла бы раствориться вселенная... Лучше, но слишком красиво... Глазные яблоки бешено завращались в разные стороны... Здорово!.. Нет. Гиньоль какой-то... Думай, падла, думай, если уж вообразил себя писателем... А! Нашел! Нашел! Нашел!) В глазах ее растворились все звезды мира, которые так любили считать Ежик и Медведь, после того как Ежик выбрался из тумана. (Оно!) Она...
Гарнир из едоков подавился картофелем.
Колокола на Роттердамских соборах в окнах вжарили «Марсельезу».
Офорты Бердслея совершили коллективный оргазм.
Я собрался было последовать за ними, но моя обольстительница меня остановила:
– Не торопись, милый, у нас впереди вся ночь, которая продлится всю жизнь. А жить мы будем долго и счастливо...
– И кончим в один день? – вышел я на репризу.
– Ну зачем ты так, родненький?..
– Прости. – И я впервые за долгие годы покраснел от собственного похабства. Паскудная привычка все время острить. – Как тебя зовут? – прохрипел я.
