«Перехрист и Панцушник».
«Как?»
«Перехрист и Панцушник».
Малый во френче из Министерства культуры сильно призадумался, а потом вынес вердикт:
«Будете братья Вальтер».
– Так что, Абрам Яковлевич, они были украинцами. А не знали вы об этом потому, что они работали не на Мосэстраде, а в группе «Цирк на сцене».
Возняк тепло пожал мне руку:
– Как я вам благодарен, Миша. Всегда приятно узнать что-нибудь новенькое. Мне сразу же захотелось жить. Так о чем мы говорили?
– О вашем сыне.
– О! Именно об этом мы и говорили. Так вот, этого мальчика, так похожего на моего брата Сенечку, мы усыновили.
Я ох... То есть обалдел:
– Кто «мы»?
– Мы с женой.
– С какой женой?! Вы же... как это... нетрадиционной сексуальной ориентации!
– Это в вашей среде мы нетрадиционной. А в нашей среде это вы делаете что-то неправильно. Так что жена у меня была. Микола Тарасюк, такелажник, бандеровец. И мы с моей женой Колей этого мальца усыновили по всей строгости закона. Сенечкой назвали. И сделали об этом запись в акте гражданского состояния.
Возняк извлек из памяти лист бумаги с текстом следующего содержания: «Настоящим утверждаем, что в семье Абрама Яковлевича Возняка ст. 58–10 и Миколы Трифоновны Тарасюк ст. 154а родился мальчик тринадцати лет Сенечка Абрамович Возняк, о чем в книге записей актов гражданского состояния сделана соответствующая запись». И под этим бредом стояла настоящая гербовая печать и подпись: Нач. лагпункта 2876 капитан МВД Дмитриев.
– Человеком был. Два года мы жили семьей. Чтобы вы так жили. Пока Сенечку не завалило в шурфе. Мы с Миколой пытались его откопать, но конвой погнал нас на соседний участок, чтобы наверстать план. Служба у них такая. Мы били руду, а из-под завала глухо звучало:
Койфчен койфчен, койфчен папиросен,
Трикинэ ин трэволас барбосэн,
Койфчен, койфчен, вэна мунэс
Готах мир ай шенрахмурэс,
Ратовите ё сын фине той.
Друзья, друзья, смотрите – я не вижу,
Милостыней вас я не обижу.
Подходите, не робейте,
Сироту, меня согрейте,
Посмотрите – ноги мои босы.
А потом голос стих. Вот ведь как устроено. Сначала Сенечка потерял своих папу и маму, а потом его папа и мама потеряли его. Это, как философски скажет ваша покойная бабушка Фанни Михайловна, как дважды два – четыре, два плюс два – тоже четыре, но ведь совсем другое дело. А когда людей понемножку стали выпускать, а золотишко стало понемножку кончаться, то кормить зеков да еще тратиться на гробы, как стало положено по закону, оказалось нерентабельно, и все лагеря позакрывали. А я остался с Сенечкой и Миколой... А потом и Микола умер.
