То есть было не исключено, что и в Золушке текла капля либо королевской, либо русской крови. Она от всех это скрывала, но сама мысль о русской крови ей страшно нравилась. Куда больше, чем мысль о крови Фридриха! Она немножко русская – как бы поднимало Золушку над привычным миром германского захолустья, над всеми ее родственницами, этими унылыми, благовоспитанными кузинами и сумасшедшими тетушками, у которых всей радостью в жизни были их певчие птички, рассаженные по унылым клеткам (как-то раз Золушка пожалела птиц и выпустила их на волю, так тетушек едва удар не хватил!), над горожанками, которые с важным видом приходили в замок в гости, а матушка заставляла Фике в знак уважения целовать полы их платьев… А еще ей внушало веру в себя одно воспоминание. Однажды – она была еще совсем малышкой! – в Брауншвейге какой-то заезжий каноник, занимавшийся предсказаниями, изрек, что видит на ее ладони линии аж трех корон…
Может быть, это была шутка. Даже наверное шутка. Но какова она была!
Шло время, а короны оставались лишь на ладони Фике. Зато пришла весть, что судьба вознесла принца на небывалую высоту. Императрицей в России сделалась Елизавета Петровна, родная сестра его матери – значит, его тетка. У Елизаветы не имелось детей, да и замужем она не была. И она не нашла ничего лучшего, как сделать тщедушного Петера-Ульриха своим наследником!
Штеттин наполнился таинственными шепотками и намеками. Все знали, что матушка Золушки находилась в отличных отношениях с нынешней русской императрицей. Елизавета Петровна некогда, давным-давно, была невестой ее брата, принца Карла-Августа Голштинского. Незадолго до свадьбы принц внезапно умер, но трогательные романтические воспоминания о нем Елизавета сохранила на всю жизнь. И, когда Иоганна поздравила ее со вступлением на престол, императрица ответила ей весьма живо и нежно. Более того, она попросила прислать портреты Иоганны и ее дочери!
Зачем?
Эта весть произвела такое впечатление в Германии, что отцу Золушки (имеется в виду почтеннейший Христиан-Август) было присвоено звание фельдмаршала. Как бы на всякий случай.
Портреты, написанные придворным художником, отослали. А в ответ из России было прислано великолепное изображение императрицы, осыпанное еще более великолепными брильянтами. Штеттин и Берлин снова начали шушукаться, высказывая на сей счет самые смелые предположения.
И эти предположения оправдались! Елизавета написала своей несостоявшейся родственнице Иоганне Ангальт-Цербстской письмо с просьбой незамедлительно прибыть в Россию. И не одной – а с дочерью.
