— Она тебе это говорила, не так ли? — прорычал он.
— Да, когда колотила меня. Еще она говорила, что ненавидит меня за то, что я так похожа на своего отца. Что ненавидит его, так как он перестал ее любить...
На щеке Ферруччио дернулся мускул. Было видно, что он с трудом сдерживает свое возмущение.
— Затем все закончилось. Через несколько дней после моего восьмилетия Дуранте вошел в комнату и увидел, как она... она...
— Била тебя? Как она это делала, Кларисса?
— Как люди обычно бьют друг друга?
— Я в своей жизни бил многих людей. В основном по лицу и со всей силы. Они всегда нападали первыми, и мне нужно было положить конец их агрессии. Она не трогала твоего лица, чтобы никто ничего не заподозрил. Укутывала тебя в одежду с головы до ног, якобы беспокоясь, что ты можешь обгореть, а на самом деле просто пыталась скрыть следы от побоев. Похоже, она была не так уж и безумна, раз удачно заметала следы преступления.
Кларисса едва могла дышать. Ферруччио снова удивил ее своей проницательностью. Как ему удалось разглядеть то, чего она не замечала все эти годы?
— Как она тебя била, когда вошел Дуранте?
— Она... она пинала меня ногой в живот.
Из его горла вырвался звук, похожий на львиный рык, зубы заскрежетали.
— Он ударил ее?
— Ты ударил бы свою мать в подобной ситуации?
— Да, черт побери, — прошипел он.
— Ну, Дуранте не такой, как ты. Он не привык восстанавливать справедливость кулаками. Кроме того, он долго жил рядом с ней, когда она была здорова, и обожал ее.
Увиденное потрясло его до глубины души. Он думал, что я смысл ее жизни, ее любимое дитя. Когда он схватил ее, чтобы защитить меня, мать начала колотить его, плеваться, кричать, что ненавидит его, потому что он похож на отца. Дуранте отвел меня к Антонии, затем отправился к отцу и все ему рассказал... Отец забрал меня к себе, и с тех пор мне больше ничего не угрожало.
— Что случилось с твоей матерью?
— Она потеряла интерес ко всему.
— Только измывательство над тобой поддерживало в ней волю к жизни, не так ли?
— Прошу тебя, Ферруччио. Она моя мать.
— Она потеряла право быть ею, когда в первый раз выместила на тебе свой гнев и разочарование.
Кларисса горько усмехнулась.
— Если бы этому правилу следовали повсеместно, ни у кого не было бы ни отцов, ни матерей.
Он еще сильнее нахмурился.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Она избивала тебя систематически, входила в раж и не могла себя контролировать. Она запросто могла тебя убить.
— Не думаю, что она зашла бы так далеко. За несколько лет до того, как пойти в колледж, я стала для нее кем-то вроде сиделки. Это была уже не та женщина, которая меня избивала... и я любила ее.
