Легионы огня: долгая ночь Примы Центавры | страница 140



— О, ну… ладно, хорошо, — и он рассказал ей о самых значительных событиях последних пяти-шести лет, которые мог вспомнить, включая Войну с.

Тенями, инаугурацию и войну с телепатами. Мэриел слушала, часто задавая вопросы, но, по большей части, молча кивала. Когда он закончил свой рассказ, она выглядела почти измотанной.

— Надо же, — сказала она. — Так много всего случилось. Наверное, все это действовало на вас весьма возбуждающе.

— Не знаю, можно ли употребить здесь слово «возбуждающе», — заметил.

Вир. — Сложилось бы впечатление, будто я получал от всего этого удовольствие.

Нет, это больше походило на то, как будто моя жизнь на безумной скорости неслась куда-то, как бешеная лошадь, а я делал все, что было в моих силах, чтобы не свалиться.

Она засмеялась. Ее смех был очарователен. Вир задумался над тем, почему он раньше этого не замечал.

— А вы, — сказал он. — Должно быть, вы тоже были очень заняты. Уверен в этом.

Она промолчала.

Вир смотрел на нее, ожидая продолжения разговора. Но ответа не последовало.

— Мэриел? — спросил он.

— Простите, — холодно ответила она. — Я просто подумала, что вы решили пошутить над тем, какой образ жизни я вела.

— Что? Нет! Нет, я никогда… Пошутить? Что вы имеете в виду?

— Лондо выгнал меня, Вир, — сказала она. — Я теперь для него никто, и он сделал так, чтобы об этом узнал весь мир.

До этого она стояла, но теперь присела на край стула. И Вир увидел, что на самом деле она не так уж весела, как ему сначала показалось. Сейчас она еле сдерживала слезы.

— Вы и представить себе не можете, Вир, каково это — оказаться униженной в глазах общества. Быть отвергнутой. Какие ощущения ты испытываешь, когда все глядят на тебя и смеются за твоей спиной, потому что считают ходячим недоразумением.

Виру это было вовсе не трудно, достаточно было лишь вспомнить собственную жизнь. Особенно тот факт, что он сам когда-то был семейным дурачком, а потом его отправили на Вавилон 5, в качестве атташе нелепого Лондо Моллари, лишь бы не путался под ногами и не создавал дурного впечатления о семье в глазах окружающих.

— Думаю, что могу это представить, — произнес Вир. — Но вы посмотрите на себя! — добавил он, столь неистово взмахнув своим бокалом, что чуть не расплескал вино. — Разве может кто-то смеяться над вами! Ведь вы такая… такая…

— Красивая, — глухо сказала она. — Да, Вир, я знаю. Но я также знаю, что мужчины добивались моего расположения лишь потому, что я стала бы символом их положения. Но, теперь, при упоминании моего имени, помимо красоты, всплывает другое определение. Я — отверженная. Отвергнутая Лондо Моллари. Это определение преследует меня, властвует надо мной. Никто не хочет видеть меня, потому что… — ее голос был готов сорваться, и Вир почувствовал, что его сердца замерли. Затем, с явным усилием, она справилась с собой и закончила фразу.