И пока меня просто подмывало ничего не предпринимать. Возможно… возможно, если она это разглядела, если она знала и понимала…, тогда они смогут предпринять верные шаги, будут действовать с надлежащей осторожностью.
Но тут в моей голове зазвучал тихий голос, приказывающий мне сейчас же прекратить увиливать. Это не было выражено словами, просто у меня возникло ощущение, что мне надо это сделать… какими бы ужасными ни были последствия.
И я знал, что у меня нет выбора. Совершенно нет выбора…
Его совесть. Он сражался с голосом своей совести за какое-то решение.
Возможно, за то, стоит ли ему доверять Шеридану и Делен. Сенна была целиком захвачена драматизмом происходящего.
— Итак, Деленн, — торопливо произнес я, нарушив ее сосредоточение, и она пробормотала извинение. — Вы даже не спросили меня о подарке.
— Подарке? — ответила Деленн. Она, казалось, была слегка не в себе после того, как столько времени вглядывалась в темные уголки моей жизни, и повернулась к Шеридану.
Шеридан, как всегда, дипломатичный, и, несомненно, старающийся максимально дистанцироваться как от великой Центаврианской Республики, так и от не уступающего ей по части величия императора, произнес:
— Мы действительно не можем…
— О, этот подарок предназначен не вам, — быстро заверил их я. Потом я хлопнул в ладоши, и вошел один из моих слуг с урной в руках. Она была закрыта белой тканью, что вызвало определенное любопытство, особенно у Деленн. Есть несколько общих черт у представительниц всех рас, и любопытство является одной из них. Шеридан казался просто подозрительным. Конечно, у него было достаточно времени, чтобы подозрительность стала его привычкой.
Слуга поставил урну и вышел, и я легким взмахом руки снял с нее ткань.
Должен признать, что выглядела она весьма представительно, по крайней мере, снаружи.
Шеридан взял урну, и все, что я мог поделать — это подавить дрожь.
Поэтому я постарался произнести как можно бодрее:
— Существует центаврианская традиция — дарить эту урну наследнику престола в день его совершеннолетия. Это очень древняя традиция.
— Прекрасно, — сказала Делен. — Но мы не можем это принять.
Как бы мне хотелось согласился с ними. Но вместо этого я произнес:
— Я настаиваю.
— А разве ее не хватятся на родине? — спросил Шеридан.
Они задавали так много вопросов, так много проклятых вопросов. Это было их удручающей привычкой. Они никогда ничего не принимали просто так, никогда не верили другим на слово. Они в любой ситуации спрашивали и проверяли все до тех пор, пока сами не убеждались.
