– Ну, не думаю, чтобы очень много, – рассмеялась чаровница, – и я отнюдь не из их числа. Да к тому же, Симон, я ведь и не люблю тебя. Разве только немного, как старого друга, в память прежнего сумасбродства.
– Ты не хочешь идти за мной? Почему? Объясни причину!
– Я уже сказала, что не люблю тебя. Я – то, чем я стала.
– Ты будешь тем, чем я сделаю тебя.
– Тебе надо жить при дворе, служить герцогу Монмуту, не так ли?
– Я не забочусь об этом. Есть много других…
– Пусти мои руки! Пусти же! Видишь это кольцо? Хорошо оно?
– Великолепно.
– А кто надел его? Ты знаешь?
– Он – твой король, только пока ты этого хочешь.
– Да, и я не хочу это изменить. Помнишь, я говорила тебе, что хочу иметь власть? Она около короля.
– Что до власти, когда есть любовь?
– Не знаю твоей любви, а я люблю блеск двора и поклонение знати. Да что говорить с сумасшедшим!
– Для этого надо хоть отчасти разделять его недуг.
– Ах, Симон, и ты можешь обольщать женскую душу? Но побереги это уменье для своей будущей жены! Есть много девушек, которые охотно примут на себя это имя. Ты красив, Симон, и знаешь дорогу к женскому сердцу, – и Нелл тихо погладила мою щеку.
Я не считал себя побежденным; надежда жила в моем сердце – ведь моя чаровница ласкала меня. Я снова взял обе ее руки и смотрел в ее чудные глаза.
Она, улыбаясь, покачала головою и продолжала:
– Ты пригодишься на что-нибудь лучшее.
– Об этом предоставь судить мне самому, – горячо воскликнул я, осыпая поцелуями ее руки.
– Пусти меня! – вырвалась Нелл. – Сядь здесь, сиди тихо! Я сяду рядом. Видишь ли, я теперь жалею, что приезжала в деревню, что вызвала тебя в Лондон и позвала тебя сюда. До сих пор я знала придворных, знала еще одного, но такого безумия, как твое, я не встречала. Теперь мне жаль тебя!
– Ты можешь вознаградить меня за все, – тихо сказал я.
Она рассмеялась, потом вздохнула, потом опять рассмеялась.
– Ты не будешь сердиться на меня, Симон? – начала она. – Не сойдешь с ума, не станешь говорить о смерти и о других ужасах?
– Нет, я все выслушаю спокойно, – обещал я. – Что ты хочешь сказать мне?
– Если бы ты знал, Симон… А, они слагают стихи в честь меня и смеются надо мною, а Кэстльмэн смотрит на меня, как будто я – только грязь под ее ногами. Ну, хорошо же, мы посмотрим. Я покажу им всем! Из меня выйдет хорошенькая графиня, Симон, не правда ли? Кто такой тот, которому ты служишь, кому гордишься служить? Кто он такой? – и она залилась торжествующим смехом.
