— Ты здорово говоришь по-английски, почти без акцента, — сказала она, покусывая сочную травинку. — Хотя, конечно, если долго жить в языковой среде… Это твой катер?
— Да. Люблю реку. Собственно, я тут вырос, на реке. У меня дед был старый большевик. Это ведь их когда-то был поселок, бойцов старой гвардии, — он опустил свою ладонь на ее пригревшуюся на коленке руку. — Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Его участок оказался совсем неподалеку от мыса. За основательным забором — двухэтажный дом со скошенной крышей, отдаленно напоминающий альпийское шале.
— Ой! — придавила она ладошкой невольно вырвавшийся возглас и побежала по гаревой дорожке к крыльцу, возле которого вырастала зеленая свечка можжевельника. Она обошла куст, присела на корточки, усмехнулась: судя по рыхлой земле у основания дерева, высадили его совсем недавно.
Она осторожно раздвинула мягкую хвою.
— Никто пока тут не поселился, — тихо сказала она.
— Но может быть со временем… — сказал он, приблизившись сзади и опуская руку на ее плечо. — Прилетит какая-нибудь маленькая птица, совьет гнездо. Надо просто подождать. Мы ведь подождем?
— Конечно, подождем, — улыбнулась она, чувствуя, как под его тяжелой рукой она превращается в крохотный пушистый комок и вкатывается в чащу гнезда, где так спокойного и уютно лежать в мягком и теплом пуху за плотным чехлом ароматной можжевеловой хвои.
