— Х-м, старое место… — прошептала она, и ветер унес ее недоуменный выдох за спину, мягко расстелив его по лобовому стеклу шедшего на приличной скорости серого "Фольксвагена". С моста было видно серое пятно асфальта, на котором совершали круг троллейбусы и откуда Серебряный Бор, как огромная воронка, втягивал в себя толпы любителей погреться на солнышке у воды, под старыми соснами. Когда-то давно вон там, у поворота направо, цыганка в жгуче пестрой юбке и алой лентой в смоляных волосах гадала одной двенадцатилетней девочке по руке: муж тебе светит богатый и знатный, королевских кровей, придет срок — увезет тебя за море…
— Как же, как же, увезет! — вслух вступила Ася в полемику с той давней гадалкой. — У нас ведь как? Пока сама себя не увезешь, никакого толку не будет.
Она свернула направо, на одну из тропинок, отходящих от центральной аллеи. Ни заборов таких монументальных прежде не было, ни тем более помпезных вилл, которые за ними прячутся: была своя прелесть в тех старых дачных домах с лупящейся по весне краской, с игрушечными башенками и поразительно уютными мансардами. Когда-то давно в одном из этих домов они с мамой снимали летом уголок с выходом на просторную веранду — широкий, наподобие эстрады, полукруг, замкнутый шестью белыми колоннами. Здесь было много воздуха, свежести, а за круглым столом, в центре которого царствовал большой самовар, сидели люди в светлых полотняных дачных одеждах.
Дорожка вывела ее к окраинным, опасливо отпрянувшим от крутого берега, участкам. Она свернула на асфальтированную дорогу, серпом подсекающую новый дачный квартал, застроенный в поздние времена, и оказалась на высоком узком мысу, нависающем над рекой. Уселась на краю обрыва, обхватила руками колени, долго смотрела на подернутую рябью воду и в этом молчаливом созерцании чувствовала, что будто бы опять, как совсем недавно у ржавой колонки, расслаивается надвое. И та ее ипостась, что заплутала в туманах отошедшего за спину времени, оставшись двенадцатилетней девочкой, именно здесь, у сонно ворочавшихся волн, вдруг прорастает в ней теперешней — настолько ощутимо, что вот уже и начинают ныть плотно притиснутые к груди колени… После встречи с цыганкой на троллейбусном кругу вслед за которой — тем же летом — была на одном дыхании прочитана немыслимо прозрачная, воздушная, свежестью пропитанная книжка "Алые паруса", девочка вот так же частенько сидела на мысу. Москва-река — не теплое южное море, конечно, но все-таки…
