Министр и смерть | страница 19
Мы шли, и скоро впереди между деревьями узкой золотой струной скользнул солнечный луч, и мы повернули вниз к заливу и зашагали по широкой тропе, подобно животворной пуповине, связывавшей губернаторскую дачу с шоссе и с остальным миром. Сосны тут уступали место лиственным деревьям, и скоро мы увидели впереди летнюю резиденцию Сигне и Магнуса — желтый, полуразвалившийся, щедро снабженный верандами, окнами и всевозможного рода архитектурными излишествами двухэтажный дом, стоявший посередине запущенного, заросшего кустарником сада.
Губернатор встретил нас у покосившейся калитки и смущенно улыбнулся своим большим щучьим ртом; глаза его дружелюбно и печально поблескивали за стальными дужками очков. Он провел нас по заросшей дорожке к террасе перед домом, где уже расположились гости и хозяйка встречала всех прибывающих приветливой воркотней.
— Как хорошо, что вы наконец пришли! Мы уже стали беспокоиться, правда, Магнус? Ужасно хочется кофе! Ну, это ни к чему, не стоило ничего приносить, это же обычный день рождения, и дата некруглая! Целая бутылка! Надо же, ты, Магнус, будешь ходить у меня на задних лапках. Как, это и от Барбру тоже? И от адъюнкта Перссона? Я просто растрогана.
Невысокая и округлая Сигне была (буквально) полной противоположностью мужу. Вид обоих вместе невольно наводил на мысль, что перед тобой пара, в которой одна половина съедает все предназначенное другой. Мне, конечно, не дано знать, какого рода диеты придерживались у них в доме — в любом случае, в нем царили согласие и верность: временами, глядя, как, взявшись за руки, они возвращались домой из лавки, я жалел, что не обзавелся семьей.
— Адъюнкт Перссон, конечно, хорошо всех здесь знает? Вы встречались с фру Идберг прошлым летом?
Я оторопело смотрел на явившееся передо мной белокурое видение. За секунду до этого, качнувшись на бедрах, она плавно проскользнула ко мне и теперь в упор меня разглядывала, мигая своими длинными иссиня-черными ресницами.
— Неужели вы, господин Перссон, так скоро забыли меня?
Лицо ее было, наверное, лишь чуть-чуть чересчур длинным, а рот — лишь чуть-чуть чересчур широк; все прочее, упакованное в парусиновые брюки и тугой лазурно-голубой джемпер, создавало очень положительное впечатление, и, не скрою, смотреть на нее было приятно. Хотя проскальзывавшие в голосе грудные, жалующиеся нотки действовали на меня, как лед на больной зуб. Никто не осмелился бы назвать ее юным созданием, но в дамских журналах пятнадцатилетней давности она вполне могла бы фигурировать в роли «молодой дебютантки». Сейчас, попади она на газетную полосу, ей охотно приписали бы «бодрый спортивный стиль», еще лет через пятнадцать в ней будут находить «шик», а потом уже бессрочно в вечном обрамлении из черно-бурых лисиц она сможет претендовать всего лишь на «шарм».