В алюминиевой кастрюле – варёное мясо. Едят практически только его, запивая чаем с огромным количеством сахара. На аккуратно сколоченный из фанерного сигаретного ящика стол выкладываются сделанные на соде лепёшки – по одной на человека. Понятно, муки здесь в обрез. Я снова спускаюсь к лодке. Достаю несколько банок сгущённого молока, банку джема, выгребаю из пластикового контейнера печенье. Сперва оставляю себе половину, потом насыпаю печенье обратно в контейнер, добавляю туда конфет и прямо так несу к палатке. Ерунда. Я свои три недели в тайге отработаю и на одном мясе, тем более что здесь его неограниченно. Вообще, когда встречаешься с кочующими по Чукотке аборигенами и видишь, как они живут, хочется отдать им всё, что имеешь.
Но сейчас я вынужден быть «хитрым белым торговцем».
Воланд в «Мастере и Маргарите» говорил, что людей испортил квартирный вопрос. Это не совсем так. Людей во все времена портил вопрос земельный. Вот и в новой России земельный вопрос – один из самых главных. Он присутствует везде, просто о нём не принято много говорить. Так, например, охотничьим компаниям, чьи интересы я сегодня представляю, совершенно не с руки содержать сотни тысяч квадратных километров территорий, выплачивая за это государству налоги. Гораздо проще поспособствовать тому, чтобы эти земли совершенно бесплатно арендовали местные аборигены вроде Николая. А потом уже с этими аборигенами заключать договоры. На гораздо более щадящих условиях.
Собственно говоря, в результате получается очень непривычная ситуация, когда относительно неплохо обеим договаривающимся сторонам. Охотничья компания получает возможность охотиться на территориях того или иного рода по лимитам на отстрел животных, выдаваемым этим аборигенам. Местный же житель получает возможность заработать кое-какие деньги и, что важнее всего, более или менее регулярную связь с внешним миром, поскольку раз шесть-семь в год к нему будет гарантированно прилетать вертолёт, а после отъезда охотников остаётся много весьма полезных для хозяйства вещей. Кроме того, это – доставка продуктов и прочих необходимых вещей. И уж новые печки я сюда завезу в первую очередь.
Большая шестиместная палатка пошита из парусины – когда-то оливковой, а сейчас выцветшей добела. Она натянута на бревенчатый сруб, отчего возле стенки можно стоять в полный рост, только чуть согнувшись. Это мне, а низкорослые ламуты стоят в рост свободно. Двускатная крыша сбита из тонких лиственничных жердей, приколоченных вплотную друг к другу. Из тех же жердей сбиты нары, на которых мы сидим. Такой жердняк называется здесь в обиходе «ламутскими досками».
