– Убеждения бывают разные. Одни меняются быстрее, другие медленнее, а некоторые остаются неизменными на многие эпохи. Это все равно, что морские воды – на поверхности они постоянно в движении, глубже их могут затронуть только штормы, а на больших глубинах они остаются недвижными, пока существует море.
Возможно, кто-то и нашел бы этот ответ достойным искателя мудрости, но Саурон завел разговор не ради философского диспута. Ему было нужно, чтобы Келебримбер примкнул к нему, и у него были веские причины надеяться на успех. Майар считал нетрудным соблазнить властью внука мятежника Феанора, на собственной жизни испытавшего все беды и обиды, которые выпали нолдорам во время ухода из Валинора.
– Разве ты забыл, что валары не захотели помочь вам вернуться в мир? – напомнил он. – Вместо этого они прикинулись, что не держат вас, и посеяли рознь между эльдарами. Это из-за них вы убивали друг друга на пристани, тонули вместе с кораблями, гибли во льдах – и ты это помнишь. Неужели ты не хочешь расплатиться с ними за это?
Эльф бросил на майара недоуменный взгляд.
– Если я помню чужие гадости, то не для того, чтобы повторять их самому. Напротив, я помню их для того, чтобы никогда не повторять их.
– Но если ты получишь власть – большую власть – ты уже не будешь зависеть от валаров. Тогда ты сможешь быть на равных с ними и заставишь их считаться с тобой.
Келебримбер отвел глаза, чтобы скрыть пока еще смутную догадку. Этот майар до сих пор был одержим жаждой власти, сохранившейся в нем со времен Отступника. Но если Мелькор бросил свой вызов от силы, этот стремился к самоутверждению от слабости.
– Зря ты думаешь, Саурон, что властитель обретает независимость. – В голосе мастера невольно промелькнул оттенок предупреждения. – Он зависим от тех, кого он подчинил себе, причем не меньше, чем они от него. Возьми любого властителя, посмотри, кого он подчинил, чем, почему и как – и ты узнаешь о нем все.
Саурону хватило проницательности, чтобы заметить настроение мастера, и он снова оставил попытки уговорить эльфа. Крепким орешком оказался этот Келебримбер, но майар продолжал надеяться, что не безнадежным.
***
Долина Мордора поросла густой травой, сквозь которую не просвечивала черная земля. Сейчас, ранней осенью, эта трава поблекла и потускнела, хотя еще годилась в пищу лошадям. Ручьи здесь были с дождевой водой, которую нельзя было пить, но у подножия гор встречались и родники. Ородруин дымил день и ночь, господствовавшие здесь юго-восточные ветра относили дым на северо-запад, где он частично оседал на склонах Пепельных гор, а затем уносился в Гиблые Болота. Южная часть долины оставалась чистой, только вокруг огненной горы чернело кольцо безжизненной, отравленной земли.
