— Мне хотелось бы, — продолжал мосье де ля Фук, — в нескольких словах воздать должное традиционной германо-французской дружбе, нашедшей свое ярчайшее выражение в войнах 1870–1871, 1914–1918 и 1939–1945 годов. Я горд при мысли, что именно пять миллиардов французских франков, выплаченных нами Германии в виде контрибуции, помогли Германии вырасти в могущественного и неподкупного стража и ревнителя германо-французской дружбы и взаимопонимания. И разве не глубоко символично и трогательно, что первыми французскими словами, которые заучивали германские военные перед тем, как отправиться погулять по парижским вечерним Большим бульварам, были нежные слова «Же ву зэм», то есть «Я вас люблю»? Они отправлялись на Большие бульвары с шоколадом в карманах и словами любви на устах, и наши женщины, не все, конечно, но те, которые видят свое призвание в том, чтобы не оставлять без любви тех, кто ее ищет, разве не встречали они первые французские слова немецких военных первыми заученными ими немецкими словами?.. Эти немецкие слова были: «Майн зюссер», то есть «Мой сладкий»! (Аплодисменты. Задумчиво-мечтательные улыбки на лицах многих уже немолодых господ в правительственной ложе и на трибунах.)
Да будет мне поэтому в заключение позволено, дорогие мои друзья и соратники по борьбе с нашим общим врагом — коммунизмом, левым радикализмом и безбожием, обратиться к вам с проверенными на опыте трех войн двумя словами: «Майн зюссер!» (Шлет трибунам воздушные поцелуи. Гром аплодисментов. Стадион ревет, скандируя: «Же ву зэм!.. Же ву зэм!.. Же ву зэм!..»)
2
Хорстль стоял у микрофона, высокий, статный, широкоплечий, белокурый, подлинно немецкий красавец, новый Зигфрид из новых Нибелунгов, и спокойно ждал, пока стадион успокоится. А ему, Хорстлю, чего волноваться? К овациям он уже давно привык. Речь свою он знал назубок.
— Одер — Нейсе — не, не! — энергично пропел он в микрофон и решительно тряхнул своей прекрасной шевелюрой. Грянула овация. Он подождал, пока стадион затихнет, и продолжал: — Бойба, бойба!.. (Овация.) Мы им показим! (Овация.) Мы им всем показим! (Буря оваций.) Вейиите нам нашу Укьяину!.. (Гром оваций.) Наши Сутеты! (Грохот оваций.) Нашу Пуссию!.. Геймания, пйоснись!.. (Ураган оваций.)
Хорстль прижал руку к сердцу:
— Байшая честь!.. Аткьиваю сойевнования! (Грохот, шквал, шторм, ураган, тайфун оваций.)
Щелкали аппараты фоторепортеров, стрекотали камеры кинооператоров, сосредоточенно колдовали у своих громоздких ящиков телеоператоры.
