Хорстль сидел потрясенный: до него впервые дошло, что все его товарищи осиротели по вине врагов Германии, потому что одно дело — смотреть в кино русские, польские и всякие иные славянско-коммунистические зверства, а совсем иное — видеть тут же, в своем доме, совсем рядышком живых, всамделишных мальчиков, которые так непоправимо пострадали от партизан и коммунистов.
Бедные мои друзья, — с чувством подвел итог фон Тэрах, — как видите, у всех нас один и тот же враг. Вам нужно хорошо учиться, закалять себя, чтобы, когда придет время, отомстить за своих храбрых отцов. А родина никогда не забудет ни их, ни вас, ни все остальные жертвы, которые она понесла от хищного и алчного врага…
Хорстль сидел потрясенный…
4
На другой день после демонстрации «Восхождения на Голгофу» воспитанники играли только в одну, совершенно новую игру: они ловили партизан и пристреливали их на месте холостыми выстрелами. Когда это им несколько приелось, Вилли Ахенбах предложил хоть одного партизана повесить. Это была прекрасная идея. Хорстль побежал доставать веревку, а мальчики тем временем раздобыли картонку, большими буквами изобразили на ней слово «ПАРТЕЗАН» и за два яблока наняли на эту неблагодарную роль маленького Фридля, сына прачки. Хорстль принес веревку, ее перекинули через сук первого попавшегося дерева и вздернули Фридля под крики: «Зигхайль! Зигхайль! Зигхайль!»
Но казни не получилось, потому что виввергеймовцы тогда еще не знали, что их отцы, вешая партизан, предварительно намыливали веревку.
Зато получился неслыханный скандал. На вопли несчастного Фридля набежал народ. Мальчика вынули из петли полузадохшегося, с посиневшим лицом. Пришлось дать отступного матери Фридля, чтобы она не доводила дела до суда. А воспитанникам объяснили, что партизан для повешения надо искать не в Вивеердорфе, а на Востоке, когда дело дойдет наконец до войны. И, кроме того, им указали, что «партизан» пишется через «и», а не «е». Впрочем, последнее Хорстля не касалось. С грамотой у него обстояло из рук вон плохо.
Вот, пожалуй, и все, что мы можем сообщить достоверного о первых десяти годах пребывания Хорстля в «Виввергейме».
И вдруг в какие-нибудь полчаса он из предмета презрительного сострадания немногих знавших его людей превратился в предмет восхищения десятков и сотен тысяч.
Случилось это в Мюнхенском зоопарке теплым и ясным вечером 14 сентября тысяча девятьсот шестьдесят третьего года.
