Вера поцеловала меня на прощание, и через несколько минут я уже была за границей, куда провожающих не пускали. Самолета я не боялась, хотя летела первый раз в жизни. Пересилило любопытство или я была просто взвинчена до предела, так что для других эмоций у меня уже не было сил.
Два часа спустя, когда мои соседи по креслам мирно дремали, я вспомнила наше со Славой прощание. Оно было не слишком долгим, но… Но оно дало мне силы улететь и попытаться начать жить заново.
— Скажи мне, — попросила я, — а если я вылечусь и вернусь сюда, мы будем с тобой иногда видеться?
— Конечно, будем, малыш. И видеться будем, и в театры ходить.
— А может быть, ты в меня тогда влюбишься? И у нас будет настоящий роман, как в кино?
— Как в кино не будет. У нас с тобой будет роман, как в жизни, настоящий. И я буду любить тебя вечно… пока не надоем.
— Нет, — решительно сказал я, приняв его тон и его условия игры. — Если уж у нас будет настоящий роман, то пусть все будет по-настоящему. Сначала бурная страсть, потом я начну устраивать тебе сцены ревности, и ты меня бросишь. Все, как в жизни.
— Малыш, ты прелесть, — засмеялся Слава, — я все сделаю так, как ты захочешь. Только вылечись.
И он опять поцеловал меня в лоб, как ребенка, а потом — в губы. И, уже стоя в дверях, сказал:
— Только вылечись. И возвращайся.
Он уже не смеялся.
«Я вылечусь и вернусь, — подумала я, глядя в иллюминатор на белоснежные облака внизу. — И даже если у нас с тобой не будет вообще никакого романа, я знаю, мы будем видеться, а я буду тебя любить. В конце концов у судьбы не бывает блатных вариантов. А я вылечусь и вернусь — к тебе».
Конец
