Потом он рассказал мне о Гинсфарбе и почему сам он поседел.
— Давно вы этим занимаетесь? — спросил я.
— С 26 августа.
— Сейчас у нас только январь, — сказал я.
— Ну и что?
— С 26 августа полгода не прошло.
Он только поглядел на меня. Вернон принес бутылку с водой. Джок налил стакан и выпил. Сидит, дрожит, потеет, пытается еще налить. Потом он мне все рассказал, захлебываясь и глотая стакан за стаканом.
— Джейк (третьего зовут Джейк, фамилию не помню — тот красивый) правит машиной, которую они берут напрокат. Гинсфарб прыгает на машину с лестницы. Джок говорит, что ему приходится держать аэроплан над каким-нибудь фордом или шевроле, который еле-еле на трех цилиндрах тащится, и еще думать о том, как бы Гинсфарб не прыгнул с расстояния в двадцать или тридцать футов, чтобы сэкономить бензин аэроплана или машины.
Гинсфарб вылезает со своей веревочной лестницей на нижнее крыло, крепит ее к подкосу, прицепляется к другому концу лестницы и прыгает, — все, кто стоят внизу, думают, что он сделал именно то, ради чего они пришли: упал и убился. Это называется у него «смертельное падение». Потом он соскакивает с лестницы на крышу машины, аэроплан возвращается, Гинсфарб ловит лестницу, и его утаскивает прочь. Это «смертельный подъем».
Ну и вот, до того дня, когда Джок стал седеть, Гинсфарб из экономии делал все сразу: становился над автомобилем на изготовку, прыгал со своей лестницей и приземлялся на крышу машины, и потому, по словам Джока, самолету чаще всего приходилось держаться в воздухе не больше трех минут. Ну, а в тот раз прокатный автомобиль был ни к черту не годный; Джоку пришлось сделать над полем четыре или пять кругов, пока машина выехала в нужное место, а Гинсфарб, видя, что денежки вылетают в выхлопную трубу, не пожелал дожидаться сигнала Джока и прыгнул наугад. Все бы ничего, да расстояние между аэропланом и машиной было короче лестницы. Поэтому Гинсфарб ударился о машину, и у Джока едва хватило горючего, чтобы набрать высоту и протащить Гинсфарба, все еще висевшего на лестнице, над высоковольтной линией и двадцать минут держать аэроплан на этой высоте, пока Гинсфарб карабкался по лестнице со сломанной ногой. Джок набирал высоту на полном газу и примерно на тысяче ста оборотах, ручку держал коленями, а сам в это время за спиной открывал багажник, вытаскивал оттуда чемодан и подпирал им ручку, чтобы вылезти на крыло и втащить Гинсфарба в кабину. Он втянул Гинсфарба в машину и посадил ее, а Гинсфарб говорит: «Сколько мы налетали?» Джок отвечает, что летели они на полном газу тридцать минут, а Гинсфарб ему говорит: «Ты что, разорить меня хочешь?»
