Мак-Лендон напустился на третьего.
— Было! А какая, к чертовой матери, разница! Вы что, намерены спускать черномазым, пока они и впрямь до этого не додумались?
— Вот и я про то! — вскричал Крепыш. И бессмысленно выругался — длинно, не переводя духа.
— Полно, полно, — сказал четвертый. — Не так громко. Зачем шуметь?
— Точно, — сказал Мак-Лендон, — обойдемся без шума. Кто со мной?
Он покачивался на пятках, обводил взглядом лица.
Занеся бритву над клиентом, парикмахер прижал его голову к креслу.
— Ребята, разберитесь-ка сперва, что к чему. Уила Мэйза я знаю. Это не он. Давайте позовем шерифа и сделаем все как положено.
Мак-Лендон резко обернул к нему искаженное злобой и решимостью лицо. Парикмахер не отвел взгляда. Они казались людьми разных рас. Другие мастера тоже замерли над клиентами, полулежавшими в креслах.
— Значит, — сказал Мак-Лендон, — для тебя слово негра важнее, чем белой женщины? Ну и цацкаешься ты с этими черномазыми…
Третий встал и схватил Мак-Лендона за руку. В свое время он тоже воевал на фронте.
— Полно, полно. Давайте пораскинем мозгами. Кто из вас знает, что же произошло на самом деле?
— Еще чего, мозгами раскидывать! — Мак-Лендон рывком высвободил руку. — Кто со мной заодно — пошли. А кто нет… — впиваясь глазами в окружающих, он утирал рукавом пот, катившийся по лицу.
Поднялись трое. Коммивояжер распрямился в кресле.
— Ну-ка, — сказал он, дернув простыню у горла, — снимите с меня эту тряпку. Я не здешний, но, богом клянусь, когда наших жен, сестер и матерей…
Мазнув себя простыней по лицу, он швырнул ее на пол. Мак-Лендон стоял на пороге, понося остальных последними словами. Встал и подошел к нему еще один. Прочие в смущении посидели, не глядя друг на друга, а затем, поодиночке, присоединились к Мак-Лендону.
Парикмахер поднял простыню с пола. Он принялся аккуратно ее складывать.
— Не надо, ребята. Уил Мэйз тут ни при чем. Я знаю.
— Потопали, — сказал Мак-Лендон. Он круто повернулся. Из кармана брюк торчала рукоятка тяжелого пистолета. Вышли. Стеклянная дверь с грохотом захлопнулась за ними, и звук отозвался в душном воздухе.
Парикмахер тщательно и неспешно обтер бритву, положил ее на место, зашел в подсобное помещение и снял со стены шляпу.
— Я скоро вернусь, — сказал он. — Нельзя же допустить…
Он выбежал на улицу. Двое других мастеров последовали за ним до двери, придержали ее на отскоке и высунулись на улицу, глядя ему вслед. Воздух был душный, неживой. От него оставался на языке металлический привкус.
