Том-Том взял и ее в амбар, они втроем погрузили медь на повозку, и тут Тэрл сказал в первый раз с той минуты, как они вылезли из оврага, человеку, которому он, по выражению Харкера, «дружески наставил рога»:
— Черт побери, приятель, сколько же времени ты возил сюда весь этот хлам?
— Да недолго, — ответил Том-Том. — Всего каких-нибудь два года.
Они перевез\и медь за четыре ездки; когда свалили последний груз, начало рассветать, а когда Тэрл явился на электростанцию с опозданием в одиннадцать часов, уже всходило солнце.
— Где тебя носила нелегкая? — спросил Харкер.
Тэрл поглядел на три манометра, и его исцарапанное лицо выражало лукавую многозначительность.
— Другу пособить случилась нужда.
— Какому еще другу?
— Одному малому по прозванию Тэрл, — сказал Тэрл, искоса поглядывая на манометры.
— И больше он слова не вымолвил, — сказал Харкер. — А я глядел на его исцарапанную рожу, а потом на другую, точь-в-точь такую же рожу, с которой в шесть часов явился Том-Том. Но тогда Тэрл мне ничего не рассказал. И не только мне он ничего не рассказал в то утро. Потому что еще до шести, до ухода Тэрла, пришел мистер Сноупс. Позвал Тэрла и спросил, нашел ли он медь, а Тэрл сказал, что нет, не нашел.
— Почему ж ты ее не нашел? — спросил мистер Сноупс.
На этот раз Тэрл уже не отвел глаза.
— Потому что там нету никакой меди. Вот в чем загвоздка.
— А почему ты знаешь, что ее там нету? — спрашивает мистер Сноупс.
Тэрл поглядел ему прямо в глаза.
— Потому что мне Том-Том сказал, — говорит.
Пожалуй, тут уж пора ему было сообразить, что к чему. Но человек способен на любую глупость, только бы себя обмануть: он станет твердить себе всякую чушь и верить ей, да еще разозлится на человека, которому сам подложил свинью, только бы верить.
— Куда ж вы ее подевали?
— Положили туда, где, как вы сказали, ей быть должно.
— А когда я это говорил?
— Когда вывинчивали из котлов клапаны, — сказал Том-Том.
Вот что его подхлестнуло. Понимаете, он не решался выгнать которого-нибудь их них. И должен был каждый день, с утра до вечера, видеть одного из них и знать, что другой бывает на электростанции каждую ночь с вечера до утра; должен был мириться с мыслью, что каждые двадцать четыре часа один из них заступает смену и ему за это деньги платят — платят, заметьте, повременно, а они полжизни проводят там, под этим самым баком, где хранятся те четыре груза меди, которые уже принадлежат ему по праву, куплены им, но только он не может об этом праве заявить, потому что слишком долго дожидался, и теперь уж поздно.
