— Ваше Величество! — отвечал Трурль. — Леса и скалы я покоряю машинами; что же до надписей и мозаик, не в моем обычае делать их из существ, которые, возможно, предпочли бы иное занятие.
— Так чего же, самонадеянный чужестранец, ты требуешь за Советчика?
— Сто мешков золота, государь!
Жаль было Мандрильону расстаться с золотом, но его осенила весьма хитроумная мысль, которую он затаил, а Трурлю сказал:
— Хорошо, будь по-твоему.
— Постараюсь исполнить желание Вашего Величества, — поклонился Трурль и направился в замковую башню, отведенную королем под лабораторию. Вскоре оттуда послышалось пыхтение мехов, удары молота и скрежет напильника. Посланные королем соглядатаи вернулись в большом удивлении, ибо Трурль не Советчика строил, но множество всяких машин — кузнечных, слесарных, электроботных, — а после уселся и начал гвоздиком длиннющую бумажную ленту дырявить. Составив таким манером подробную программу Советчика, конструктор пошел прогуляться, а машины до глубокой ночи стучали в башне; к утру же все было готово. В полдень Трурль привел в дворцовую залу огромный ящик на двух ногах и с одной малюсенькой ручкой и заявил королю, что это и есть Совершенный Советчик.
— Посмотрим, чего он стоит, — сказал Мандрильон и велел посыпать мраморный пол благовонной корицей и шафраном — от Советчика разило раскаленным железом, а местами он даже светился, будучи только что вынут из печи. — Ты же пока ступай, — добавил король. — Вечером возвращайся, и увидим, кто кому должен и сколько.
Трурль удалился, размышляя о том, что последние слова Мандрильона не предвещают особой щедрости, а может, даже таят в себе какой-то подвох, и был очень рад, что ограничил универсальность Советчика маленькой, но существенной оговоркой, занесенной в программу, а именно: чтобы тот ни при каких обстоятельствах не мог погубить своего творца.
Оставшись наедине с Советчиком, король спросил:
— Кто ты таков и что можешь?
— Я — Совершенный Королевский Советчик, — ответил тот голосом глуховатым, как бы доносящимся из пустой бочки, — и могу давать советы, наилучшие из возможных.
— Прекрасно, — сказал Мандрильон, — а кому ты обязан верностью и послушанием, мне или тому, кто тебя создал?
— Верностью и послушанием я обязан единственно Вашему Величеству, — прогудел Совершенный Советчик.
— Ладно, — буркнул король. — Для начала… значит… того… слушай… я бы не хотел, чтобы первое мое требование к тебе выставило меня скупцом… но все же неплохо бы, так сказать… исключительно ради принципа… смекаешь?
