По-видимому, дама почувствовала, что ей просто повезло, иначе пришлось бы за красоту выкладывать свои кровные. Так или иначе она ухватила парик, который я ей протянула, точно утопающей – спасательный круг, и молниеносным движением напялила себе на голову. Ничего более кошмарного в жизни не видела – точь-в-точь баба-яга из детского спектакля. Интересно, я в этом парике так же смотрелась?
– Прелестно! – воскликнула эта безумная, созерцая себя в карманном зеркальце. – Вы ангел, милочка, спасибо вам большое! Я только причешусь поаккуратнее…
И исчезла в направлении дамской комнаты. Вернулась, надо сказать, в почти пристойном виде, но до совершенства ей было еще ой как далеко.
– Я завтра подкрашусь как следует и другое платье надену, – утешила она меня. – Это же просто мой естественный цвет!
Никогда не была почитательницей женского ума, но всякий раз, сталкиваясь с подобным феноменом, теряю дар речи. Не родилась еще женщина, у которой был бы такой собственный цвет волос. Даже Аська, натуральная блондинка, что-то делает со своими патлами, чтобы они смотрелись поэффектнее. И парик заказала под цвет краски, а не родной шевелюры. А у этой – свои такие же, извольте радоваться. Впрочем, что я взъелась на нее – и так богом обижена. Сама слышала, как она жаловалась, что настоящие мужчины перевелись лет двадцать тому назад. Посему она одинока, а ей, по ее собственным словам, тридцать два года. С двенадцати лет разочароваться в мужчинах – это что-то особенное.
Вечерняя прогулка после ужина на сей раз никого не прельстила: накрапывал дождь, который вот-вот должен был перейти в приличный ливень. Я, правда, с удовольствием посидела бы в каком-нибудь кафе на террасе, ибо в девять часов вечера в Париже все самое интересное как раз только и начинается. Но одной было немного боязно – сказывалась московская выучка: после наступления темноты из дома лучше не выходить. Совковые корни, если вдуматься, – страшная вещь. Дай бог, чтобы наши дети не получили их в качестве генетического наследства!
К тому же я здраво рассудила, что перед завтрашним свиданием было бы неплохо выспаться. Ну и, разумеется, поберечь то хрупкое сооружение, которое красовалось на моей голове. Малейшая оплошность – и вновь стану похожа на оплешивевшую белку.
На следующее утро за завтраком мне пришлось долго и нудно объяснять нашему гиду, почему я не поеду вместе со всеми на Эйфелеву башню. На ее памяти подобного не случалось: все туристы, независимо от возраста, национальности и страны проживания, лезли на самый верх этой башни, чтобы увидеть город с высоты птичьего полета.
