«Ты не боишься?»
«Я не человек».
Мы шли по весеннему лесу в сторону города. Под ногами хлюпала еще не высохшая грязь, и солнце играло в ручьях и лужах.
«Все-таки горько, — помыслил я. — Словно мы убили собственную мать».
«Тот, кто не убьет свою мать, не сможет освободиться от страстей», — ответил Женя, и я понял, что уже где-то читал об этом, тогда, в прошлой жизни.
Проверяли всех. Геном был расшифрован около года назад, и теперь начались массовые проверки. Я, Тим и Лео стояли в очереди в институтской поликлинике на сдачу генетического материала. Результаты обещали через два дня. А это значило, что жизнь ко-го-то из нас, а может быть, и всех, через два дня могла круто измениться.
Внизу, на выходе, стояла охрана. Выпускали только тех, кто оказался способным стать Иным или Высшим. Только они имеют право на жизнь и свободу. Тех, у кого в карточке стоял роковой диагноз «homo naturalis», сразу отводили в сторону. У них другая судьба. Человек естественный, то есть не Иной и не Высший. Предыдущая ступень. Вымирающий вид.
Мы показали талоны.
— Только сдали.
— Тогда идите, ребята. Помните, послезавтра вечером, и без оружия. Мы теперь проверяем.
— Да какое оружие!..
— Надо будет хорошо принять послезавтра, перед тем, как идти сюда, — заметил я, когда мы отошли подальше.
— Не надо, — оборвал Тим, мой институтский друг, хлипкий очкарик с резковатыми манерами. — Мы туда не пойдем.
— Ты хочешь, чтобы они за нами пришли? — поинтересовался Лео, глядя на мелкого Тима с высоты своего роста.
— Нет. У меня другие планы.
— В лес бежать?
Тим поморщился.
— Не много удовольствия замерзнуть где-нибудь в землянке или умереть от цинги. Есть куда более приятные способы покончить с собой.
Я посмотрел на него с интересом. Тим улыбнулся.
— Пойдемте ко мне, поговорим.
Мы сидели на Тимкиной кухне, пили чай. Матушки его дома не было, и мы чувствовали себя вполне вольготно.
— На даче она, — объяснил Тим. — Сама от себя прячется. Правда, там телефон. Я позвоню, конечно, попрощаюсь. Везет же им, старикам, их не проверяют.
— Только тех, у кого есть дети до тридцати лет, — заметил я. — Нас проверят, за них возьмутся. Кстати, ты думаешь, тебе дадут позвонить?
— А я у них не собираюсь спрашивать.
— Так что ты задумал?
Тим встал, открыл холодильник, вынул оттуда небольшую полиэтиленовую сумку и водрузил ее в центр стола.
— Что это?
Тим развернул ее, вытряхнул. На столе образовалась гора упаковок каких-то белых таблеток.
