— Вы меня звали, батюшка? — пролепетала Като, переступая порог отцовского кабинета.
— Звал, Катенька, — неожиданно ласково откликнулся Павел. — Садись.
Като испытала чувство невероятного облегчения. «Катенькой» отец звал ее очень редко, когда бывал в добром расположении духа. Значит, никакой кары не последует, но совсем успокаиваться было рано: императорский гнев мог вспыхнуть мгновенно из самой ничтожной искры.
— Теперь, когда две твои старшие сестры замужем, а третья просватана, пришло время позаботиться и о твоем будущем, — все так же ласково продолжил Павел. — И мне кажется, что оно должно быть куда более значительным, чем участь жены человека, пусть и царских кровей…
От этого намека Като пунцово вспыхнула:
— Виновата, батюшка…
— Ты пока еще ни в чем не виновата, а шалопай сей получил по заслугам. Хоть и носит генеральские эполеты, ума видно Бог не дал. Ну, да не о нем речь. Я хочу видеть тебя супругой твоего кузена, принца Евгения…
«И прозябать остаток жизни в его жалком княжестве, где из окон замка видна столица соседнего „государства“, - хотела сказать Като, но во время прикусила язычок. Перечить Павлу даже она не осмеливалась, хоть и числилась в любимицах.
— … и впоследствии русской императрицей, — продолжил Павел. — Я издам специальный манифест, в котором назначу принца своим наследником, и, надеюсь, успею подготовить вас обоих к управлению Великой Россией. Ибо вы достойны этого более других.
Като потеряла дар речи. Когда в свое время формально бездетная и незамужняя императрица Елизавета Петровна назначила наследником своего племянника, сына покойной старшей сестры, это было по крайней мере логично, хотя никого особо не обрадовало. Но при четырех собственных сыновьях…
— Но Ваше императорское величество… Вы же сами изволили издать указ, в котором отныне престолонаследие происходит в России исключительно по мужской линии, начиная с Александра.
— Я написал этот указ, могу написать и другой. Я — самодержец. Твой кузен Евгений примет православие под именем Павла, я уже решил. А твоему братцу надо быть монахом, а не наследником великой державы. Что ж, пострижется, будет настоятелем в какой-нибудь обители, со временем, глядишь, патриархом станет. Константин вообще сумасшедший, ему не то что трон — поместье доверить опасно.
— А Николай? Михаил?
— Они еще младенцы, — отмахнулся Павел, — неизвестно, что из них вырастет, да и вырастет ли вообще. Не думаю, что твоя достойная матушка способна воспитать настоящих царских сыновей. Единственное, что она может — это стать регентшей при одном из них. Знаю, знаю, именно об этом она и мечтает: овдоветь и царствовать.
