на Центральном аэродроме имени Фрунзе.
– Григорий Ильич! – Анна, заступившая Семенову дорогу в вестибюле Наркомата внутренних дел, в жесте мольбы свела свои маленькие ладони. – Раз уж мне выписали пропуск, впустили сюда, то, может быть, вы мне уделите капельку времени? Четверти часа вполне хватит. Я и камеру захватила с собой, только ее забрали при входе. Мне нужно сдать перемонтированный фильм о Беломорканале до двадцатого числа, иначе вся съемочная группа останется без премии.
– Ну, а я-то тут при чем? – Комиссар госбезопасности в раздражении дернул плечами. – Я вам не киноартист, чтобы перед объективом позировать.
Эта женщина, прекрасная, как сказочная жар-птица, вызывала в нем чувства, не вполне понятные ему самому. Было в ее синих глазах что-то такое… То ли ложь проступала в них, то ли – хуже того: насмешка. При других обстоятельствах чекист разобрался бы во всем досконально, но сегодня его ждали иные дела. Обойдя Анну, Григорий Ильич двинулся было в сторону лестницы, но не тут-то было: уйти ему не удалось.
– Товарищ Семенов! – Анна ухватила чекиста за рукав гимнастерки. – Мы ведь снимали свой фильм с личного разрешения Генриха Григорьевича! И мне нужно переснять всего несколько планов – взамен испорченных.
– Каких таких – испорченных? – Григорий Ильич, старавшийся вытянуть рукав из пальцев рыжей дамочки, вдруг оставил свои попытки. – Что вы там напортачили? Выкладывайте!
– Видите ли, – радуясь, что строптивец начинает уступать, Анна заговорила с некоторой торопливостью, – когда при открытии Беломорканала снимали товарища Ягоду, ваше лицо не менее десяти раз попадало в кадр – вы ведь всё время были поблизости. Так вот… – красавица запнулась было, но затем продолжила: – Кинопленка, с которой работали операторы, оказалось, по-видимому, бракованной. И ваше лицо получилось смазанным…
Правильнее было бы сказать: лицо не проявилось вовсе, лишь серое пятно, увенчанное фуражкой НКВД, маячило за плечом у Ягоды. Однако этого Анна говорить не стала.
– Вот как? – Семенов глянул на красавицу пристально. – Можете показать?
– У меня нет с собой этой пленки, – сказала Анна, – она осталась на студии.
– Жаль… – протянул Григорий Ильич, а затем счел нужным уточнить: – Жаль, что пленка испорчена.
– И мне жаль, поверьте. А еще больше я сожалею о том, что приходится отвлекать вас от работы. Но, Григорий Ильич, – Анна попробовала поймать его взгляд, но блеклые глаза чекиста глядели мимо
