На глазах Миши сосновая лапа, словно живая, переместилась вправо, подхватила ребенка на лету, а затем неспешно вернулась в прежнее свое положение.
– Ты это видел?.. – прошептал Кедров потрясенно, повернулся к Николаю, но тот уже снова припал к биноклю, созерцая результаты своих действий.
Зрелище не особенно его вдохновляло. Да, ребенок оказался поверх весьма надежной, крепкой ветки, но проблема заключалась в том, что за ветку эту надо было всё-таки держаться. Девочка же сидела на ней безжизненно, будто соломенная кукла.
– Минута, от силы – полторы, – отвечая своим мыслям, прошептал Коля.
К счастью, в своих расчетах он несколько ошибся. Они с Мишей уже не менее двух минут пробирались к той сосне – обходя обломки «Горького», двигаясь по самому краю сосновой рощицы, а девочка по-прежнему находилась там, куда Коле удалось ее поместить. И это являлось огромной, колоссальной удачей, поскольку, если бы ей снова вздумалось падать, Скрябин ничем не сумел бы ей помочь. Он мог мечтать лишь о том, чтобы самому не повалиться носом в землю.
Кедров шел чуть позади своего друга, почти вплотную к нему. Выбрал он такую позицию неспроста. Николай практически на каждом шагу спотыкался, его раскачивало из стороны в сторону, и Мише то и дело приходилось друга ловить и поддерживать.
– Надо было тебе там, на опушке, остаться. Тебе же совсем худо… – в отчаянии произнес Миша.
В очередной раз схватив Николая за локоть, он поразился тому, как в несусветной жаре, в пекле от тлеющих обломков, кожа его друга может быть такой холодной и влажной; тот словно искупался в ноябрьской реке.
– Один ты ее не снимешь… – сквозь зубы процедил Коля. – Да и там, на том месте, где мы стояли, мне было бы не лучше, чем здесь. – А затем вдруг добавил: – Надеюсь, она упадет в нужное время.
Миша только что за голову не схватился.
Вполне возможно, что пожарные, поливавшие из брандспойтов останки «Горького», смогли бы подогнать к стоявшей на отшибе сосне одну из машин с выдвижными лестницами. Мысль обратиться к ним за помощью, не ходить туда самому, казалась Коле столь заманчивой, что даже очевидное малодушие подобного решения не заставило бы его поступить по-другому – если бы он верил, что затея с машиной действительно может завершиться спасением ребенка. Увы, он знал, чем подобная затея окончится: девочка упадет на землю задолго до того, как люди в робах смогут к ней подобраться, только панамка ее останется висеть на одной из веток. И виноват в этом будет он, Николай Скрябин – как виноват был тогда, много лет назад.
