— Что же в таком случае делать? — спросил Дуглас, совсем скиснув; его дочь тем временем отмалчивалась, крепко сжимая руки.
— Ну… я мог бы пожить за городом… где-нибудь неподалеку отсюда…
— Нет, Дэйви, — нервно вмешалась Мэри, — ты нас не оставишь. Мы будем заботиться о тебе здесь.
Он уныло посмотрел на нее.
— Обременять вас еще два месяца? Невозможно, Мэри. Разве я могу болтаться здесь без дела, быть такой обузой… и это после всех хлопот, что я вам доставил? Я… я найду работу на какой-нибудь ферме.
— Ни один фермер в здравом уме не наймет больного работника, — сказал Дуглас. — Наверняка тот доктор… профессор посоветовал тебе что-то определенное.
Наступила пауза. Мори поднял голову.
— Если настаиваете… Драммонд действительно сказал, что мне необходимо морское путешествие… в качестве корабельного врача, разумеется… Он даже настоял на том, чтобы позвонить в пароходство Киннэрд… там у него есть знакомый…
Теперь пауза затянулась. Наконец пекарь произнес:
— Ну вот, хоть какой-то толк. А ведь речь идет о здоровье, парень… Это самое важное. Мы с радостью оставили бы тебя здесь. Но разве ты пошел бы на поправку? Ведь скоро зима. Нет-нет. Профессор дал разумный совет. Ему удалось договориться о тебе?
Мори неохотно кивнул.
— Есть один корабль — «Пиндари», отходит на следующей неделе из Фирт-оф-Клайд… в Калькутту… туда и обратно — семь недель.
И опять нависла пауза, затем Дуглас подытожил:
— Путешествие в Индию. Там ты погреешься на солнышке.
— Хотите ехать? — поинтересовалась тетушка.
— Черт возьми, нет… Простите, тетушка Минни. Я меньше всего этого хочу. Только если я все-таки должен поехать, то жалованье хорошее, девяносто фунтов за все про все. Мы смогли бы, Мэри, обставить на эти деньги наш домик.
Весь вечер шло обсуждение, и наконец решение приняли. Несмотря на расхождение мнений, все, даже Мэри, склонились к простому аргументу пекаря: здоровье — прежде всего.
— Какой от тебя будет прок всем — Мэри, самому тебе, Гленберну, — если ты не поправишься? Ты должен ехать, парень, вот и весь сказ.
В следующий вторник он вместе с Мэри пересек Гринок. День выдался ветреный и дождливый. Мори выглядел неважно, да и чувствовал себя скверно. Необходимость расставания давила тяжким грузом. Мэри тоже переживала, хотя и храбрилась, решив не поддаваться отчаянию. В раздутой ветром твидовой шапочке, в застегнутом на все пуговицы плаще, она глядела бодро, но на лице ее словно застыла маска. «Пиндари», который пришел ночью из Ливерпуля, чтобы забрать груз шерстяных тканей и оборудования, стоял на приколе в устье, скрытый надвигающимся туманом. Ветер, разгулявшийся в доках, буквально сбивал с ног, но Мэри настояла, что дойдет до конца пристани, чтобы проводить его и помочь нести чемодан. Так они и шли рядом, вместе держа ручку старого кожаного чемодана. Обслуживающий судно катер подскакивал на волнах внизу, ударяясь о пристань, пока они крепко обнимались под серым хмурым небом. Дождь, как слезы, бежал по ее холодным щекам, но губы оставались теплыми. У него щемило сердце, он не мог с ней расстаться.
