Гладстон жил в прекрасном георгианском доме на Мортлейк-Хай-стрит; окна его огромной гостиной со стороны, противоположной фасаду, выходили прямо на реку. Всего несколько лет тому назад, до встречи с Пайпером, его постоянным обиталищем был крохотный домишко в Холлоуэе. Теперь многое изменилось. Слуга, маленький человек, старающийся не проронить лишнего слова, провел Пайпера в кабинет. Шторы здесь были плотно задернуты. На мольберте у окна стоял ярко освещенный Рафаэль Хэммонд-Берка. Сам Хэммонд-Берк, выглядевший в Лондоне еще мрачней, чем в своем Уорикшире, привез его в столицу на прошлой неделе. Спустя два-три дня один из носильщиков Пайпера тайно доставил картину в Мортлейк-Хаус.
— Ну, Джонстон, — ибо таково было настоящее имя Гладстона, — что вы об этом скажете?
Джонстон улыбнулся.
— Через минуту вы услышите мое мнение. А может, и нет. Все зависит от условий.
— Что значит «от условий»? — устало отозвался Пайпер, отлично понимая, что сейчас снова начнется торговля. Все эти специалисты одинаковы — к такому выводу он пришел уже давным-давно. Среди них нет ни одного, которого нельзя было бы купить. Вопрос только в цене.
Внешность Джонстона полностью противоречила расхожему мнению публики о том, как должен выглядеть искусствовед или музейный работник. Он был на шесть дюймов выше Пайпера и по крайней мере на фут шире в плечах. Пайпер частенько думал, что с Джонстона удобно было бы писать одного из тех мускулистых христиан — посох в одной руке, Библия в другой, — которые решительно шагают куда-то на фоне пейзажей, навеянных «Путешествием пилигрима»,[6] и пользуются такой огромной популярностью у не слишком разборчивых потребителей живописи. Или Голиафа до его схватки с Давидом.
— Давайте обсудим условия позже, — сказал Пайпер, не сводя взгляда со «Святого семейства с агнцем» и в который раз поражаясь тому, сколько невинности в глазах взирающего на мать младенца Христа. — Судя по вашим предварительным замечаниям, это подлинник?
— Да, — ответил Джонстон, внезапно сообразив, что этим он может ослабить свою позицию. — Это, несомненно, Рафаэль, — возможно, он написал картину во Флоренции, прежде чем вернуться в Рим. Она упоминается у Вазари и у некоторых других историков. Сами знаете — ничто так не убеждает публику в подлинности картины, как ее почтенное прошлое.
— Так что там насчет условий? — спросил Пайпер с улыбкой. Никогда не ссорься с этими людьми — таков был принцип, которым он руководствовался с самого начала своей деятельности. Никогда не обижай их, ни в коем случае не груби. Не соглашаться — пожалуйста, но грубость обойдется тебе по меньшей мере в пять процентов от общей цены сделки.
