А вскоре Бадаев надиктовал ей бумагу о выдающемся таланте, с которой Лика Богданова и отправилась в Школу русской драмы при Александринском театре. Комиссию возглавляли знаменитые мастера Софронов и Мичурина-Самойлова.
- Кто вам писал эту справку?
- Бадаев.
- А что вы будете читать?
- Читать я ничего не буду, я буду петь, - и выдала весь репертуар, с которым выступала перед ранеными. А в заключении прочла монолог Плюшкина из "Мертвых душ". Да так, что руководитель театра Юрьев от смеха упал со стула.
И ее взяли. И курс этот был невероятно звездным, фантастическим. Он вошел во все театральные энциклопедии - сразу десять будущих народных артистов, и каких! Михаил Царев, Николай Черкасов, Юрий Толубеев, Николай Симонов, Александр Борисов, Елизавета Уварова, Борис Чирков, Константин Адашевский, Василий Меркурьев и Гликерия Богданова. Их дружба протянулась через всю жизнь.
Борисов обожал ее безмерно, их дружбе завидовали все коллеги.
- Сколько она мне струн порвала! - сказал он однажды Юре Правикову и стукнул себе в грудь.
- У вас был роман? Александр Федорович, не может быть!
- Господи! Гитарных струн! - С инструментом великий артист не расставался никогда.
А с Николаем Черкасовым у Гликерии Васильевны на самом деле возник роман, и молодые актеры чуть не поженились. Озоровали вместе. В те годы, когда Черкасов даже не подозревал, что сыграет Александра Невского и Ивана Грозного, он пробовал свои силы в комическом жанре. Причем, экспериментировал, находясь на одной сцене с самим Шаляпиным. Федор Иванович пел "Дона Кихота", а будущий "экранный" Дон Кихот кривлялся за его спиной, и великий певец никак не мог понять, почему зрители хохочут. А когда понял, остановил спектакль и прогремел: "Вон со сцены!"
Но однажды Николай выкинул еще более злую шутку. В одном из спектаклей была сцена праздника Масленицы, и девушки закидывали Шаляпина ватными снежками. Черкасов пронес за кулисы настоящий снег и подсунул его Лике Богдановой. "Весе-о-о-о-о-лая... - затянул было Федор Иванович и получил ледяным снежком в плечо. - Ма-а-а-асленица!" От неожиданности голос певца прокатился бархатной волной, выдав невероятный звуковой кульбит. А потом начались разборки. "Девчонки! Паразитки! Соплячки! - кричал директор театра. - Вы только представьте, что бы я сделал с вами, если бы Шаляпин сорвал голос! Марш отсюда! К Федору Ивановичу извиняться! Быстро!"
В гримерной Шаляпина Лика заголосила первой, но певец был неожиданно мягок: "Да будет вам, не убивайтесь. Но больше не шалите... А я и не знал, что еще и ТАК могу петь". Из театра вышли вместе, и Шаляпин повез девочек в ресторан на ужин.
