Армию охотно сопровождали несколько десятков тысяч добровольцев-райя из стамбульской голытьбы. Здесь их кормили, а значит, был шанс выжить. Обычно в походах полководцы на них обращали внимания не больше, чем на пыль, осевшую на обуви. Но обстоятельства требовали сейчас заботы и об этой малопригодной для боя, но необходимой части войска. К ужасу и отвращению дивана уже на третий день похода среди райя обнаружили случай людоедства. Хотя всех этих взятых для тяжёлых работ стамбульских бездельников кормили, пусть не слишком сытно, нашёлся среди них воистину отродье шайтана пристрастившийся к человечине, и не желавший отказываться от приобретённой в последние месяцы привычки. Его повесили, и, проходя мимо виселицы, каждый в войске мог услышать из уст глашатая о причинах казни, обрекающей на адские муки.
Селим мысленно много раз возвращался в тот мартовский день прошлого года, но так и не смог окончательно определиться с мотивами своего поступка. Ну не было у него видимых причин оставаться в оджаке, люто ненавидимом и презираемом. Тем более что уже больше трёх лет он вёл тайную войну с государством, главной военной силой которого и были янычары. После просветления, которое посетило его при встрече с казацким подсылом, все вокруг были теперь не товарищами и соратниками, а врагами.
Да и невозможно было просчитать, как отнесутся к участию в удушении наследника другие янычары. Гибель всех Османов сразу ставила под вопрос смысл существования этого корпуса воинов-рабов. В нём вполне могли найтись люди, способные усомниться в правильности фирмана на казнь наследника, которую он осуществил. И тогда он наверняка пожалел бы, что родился, быстро и безболезненно убийце Османа умереть дать не могли.
После казни Ибрагима, отправив воинов своего отряда в казармы на отдых, пошёл на встречу с казацким связным в полной уверенности, что пребывает в Стамбуле последний день. Не стал и одежду менять, запылившуюся и загрязнившуюся во время безумной скачки к Стамбулу. Только покрепче подтянул пояс белого шёлка, на который у бостанджи имели право только офицеры, достигшие шестого ранга. По предварительной договорённости его должны были забрать и вывезти в Азов. Всё, что у него было накоплено, он превратил в золото и зашил в одежду, сожалея о незначительности припрятанного. Один Аллах… то есть Бог знает, как там новая жизнь сложится. Ведь о жизни вне оджака он знал, в сущности, мало. О Родине, крепких руках отца, ласковых прикосновениях матери помнил смутно и немного. О жизни же казаков наводивших ужас даже на храбрейших из храбрых, представления не имел. Получалось, что ему придётся начинать жизнь заново. Это тревожило не меньше, чем ожидание большой битвы.
