— запахи мокрого мха, гнилого дерева. И еще тиски его рук вокруг твоей шеи, на твоем лице, судорожно сжатые пальцы, не дающие пошевелиться, согнутые колени, стиснувшие твою поясницу, на которую он навалился всем своим весом, словно бы хотел вдавить в землю, заставить тебя исчезнуть.
Он задыхался, пытаясь перевести дыхание. Тебе, не имевшему возможности пошевелиться, оставалось только одно — ждать, просто ждать. Нож лежал там, в траве, где-то справа. Нужно было лишь подождать несколько секунд, чтобы он ослабил тиски, и тогда его можно было бы сбросить, скинуть с себя, опрокинуть, дотянуться до кинжала и убить его, убить, вспороть ему живот, этой сволочи!
Кто это был? Какой-нибудь псих? Накачавшийся наркотиками садист, шляющийся по лесам? Несколько долгих мгновений вы валялись в грязи, сплетясь в болезненных объятиях, прислушиваясь к дыханию друг друга. Он хотел тебя убить? А перед этим изнасиловать?
Лес был невероятно тихим, неподвижным, словно из него ушла всякая жизнь. Он по-прежнему ничего не говорил, дыхание стало более размеренным. Тебе оставалось лишь ждать какого-нибудь движения. Может, он потянется рукой к низу живота? Что-нибудь в этом роде… Понемногу тебе удалось справиться с ужасом, уже можно было подумать о сопротивлении, можно было вцепиться ногтями в его глаза, а зубами — в горло. Но ничего не происходило. Тебе оставалось только лежать, задыхаясь под его весом, и ждать.
И вдруг он засмеялся. Радостным, искренним, совсем детским смехом. Смехом мальчишки, который только что открыл рождественский подарок. Смех прекратился. До тебя донесся его голос. Размеренный, ровный.
— Не бойся ничего, детка, не двигайся, я не сделаю тебе больно…
Его левая рука отпустила твое горло, он вновь зажег фонарь. Нож действительно валялся там, в траве, сантиметрах в двадцати, не больше. Но своей ногой он еще сильнее вдавил в землю твою ладонь, а потом отбросил нож как можно дальше. Твой последний шанс.
Он поставил фонарь на землю и, схватив тебя за волосы, повернул твое лицо так, чтобы на него падал луч желтого света. Твои глаза мгновенно ослепли. Он заговорил вновь:
— Да… это и в самом деле ты!
Его колени все сильнее и сильнее давили тебе на спину. Тебе не удалось сдержать крик, но он тут же прижал к твоему лицу какую-то тряпку. Несмотря на все судорожные усилия, сознание постепенно ускользало, и, когда он все-таки ослабил хватку, тебя уже обволокла непроницаемая темнота. Поток густой, бурлящей, как варево, темноты.
