- Сейчас тебя отвезут на кладбище. Там поступишь в распоряжение сторожа Егорыча. Всё, что он скажет, запомни, для тебя закон. От себя добавлю: Стас, ты должен быть глух и нем. Иначе, - Иван Григорьевич перевёл взгляд себе под ноги. - Уяснил, что с тобой может произойти, если ты посмеешь ослушаться?
Не понять подтекст этого контекста мог только полный идиот. Стас идиотией не страдал.
- Я могу идти, - с выражением полного понимания Стас повернулся к двери.
- Да, - кивнул Иван Григорьевич. - Снаружи тебя ждёт машина. Вернёшься только тогда, когда всё закончишь. - "Всё" было особо акцентировано.
"А всё-таки, Гриша был лучше", - с некоторым сожалением подумал Пухляков, когда за могильщиком закрылась дверь.
У входа ждала серая двадцать первая "Волга" не первой свежести с двумя угрюмыми мужиками внутри.
- Могильщик? - сухо спросил восседающий на "командирском" месте.
- Угу, - кивнул в ответ Громов, усаживаясь на заднее сидение.
На этом интерес к его персоне в течении последующего часа был полностью утрачен. Мужики сами разыскали кладбищенского сторожа, мужчину лет шестидесяти пяти в выцветшем армейском камуфляже, прикрывающем ещё довольно крепкое тело, и афганской панаме, лихо заломленной на посеребрённый сединой затылок. Пошептались с ним и втроём удалились вглубь кладбища. Стас присел на низенькую скамеечку подле маленького кирпичного домика с железной трубой на крыше и задымил термоядерной "Примой", к которой, как и ко многому другому, пришлось приучиться. Скучать в компании со зловонной сигаретой пришлось не менее получаса. Наконец, из-за разлапистого куста сирени вынырнула камуфляжка сторожа, за ней серые пиджаки мужиков. У ворот они распрощались. Мужики сели в машину и были таковы. Неспешно и слегка покачиваясь, сторож приблизился к Стасу.
- За Гришу? - вместо "здрасьте" грубовато спросил он.
- Да, - поднимаясь со скамьи, ответил Стас.
О Грише и о его роде деятельности в общих чертах Громов слышал от Кочанова, поэтому вопрос его врасплох не застал.
- Ну, ладно, - осмотрев нового могильщика с ног до головы, да так, будто перед ним стоял не живой человек, а музейное чучело, изрёк сторож. - Звать как?
- Стас. - Громов первым подал руку, как знак уважения к возрасту.
На долю секунды изрезанное морщинами лицо старика просветлело и разгладилось, отчуждённый взгляд бесцветных глаз вспыхнул живой искрой. Но мгновение скоротечно, и вновь на Стаса зрело каменное изваяние.
