Сердце в огне | страница 31
Он любил, чтобы к моменту его выхода она лежала на шелковых простынях кремового или темно-синего цвета, выгодно оттенявших контуры ее фигуры, особенно в колеблющихся бликах свечей или при рассеянном, будоражащем воображение свете ночника. Естественно, тоже ничем не прикрытая, в какой-нибудь замысловатой эротической позе.
От него так приятно пахло дорогим одеколоном, ароматным гелем для душа и еще чем-то неуловимым и завлекающим. Словно волшебным приворотным зельем, от которого кружилась голова и исчезали остатки самоконтроля. Хотелось прижаться к этому сильному, обнаженному телу и раствориться в нем, полностью и без остатка.
А иногда он приглашал и ее с собой в ванную, или она сама проявляла инициативу и проскальзывала в открытую дверь. И тогда их совместное ритуальное омовение превращалось в настоящий вакхический праздник любви, включающий в себя эротический массаж и его естественное продолжение, которое завершалось апофеозом бурной страсти.
Теперь эта процедура раздевания и омовения проходила гораздо скромнее и без соответствующего логического завершения. С минимальной эротической нагрузкой. Он не стал полностью менять свои привычки. Все так же раздевался донага, но теперь уже только при выключенном свете, повернувшись к ней спиной и старательно избегая встречи глазами. После принятия душа столь же скромно проскальзывал в постель, отгораживаясь от нее одеялом. Хотя по-прежнему спал совершенно обнаженным. Видимо, никак не мог привыкнуть к пижаме, которой обзавелся после возвращения в Торонто. И даже пару раз попытался спать в этом ночном наряде, но так и не сумел его освоить. Тело отвергало этот избыточный для него покров, стесняющий движения и препятствующий доступу воздуха.
То есть домашний повелитель и узурпатор, настояв на своем супружеском праве располагаться в ночное время в общей постели, видимо, решил этим и ограничиться, исходя из того, что для ублажения собственного эго этого вполне достаточно. А может, все гораздо проще? Например, с раннего детства он боится спать в одиночестве? Или его мучают какие-то комплексы?
Во всяком случае, если не считать его неудавшейся попытки приставания в первое утро после возвращения в Торонто, в последующем мистер О'Нил вел себя достаточно корректно и всячески демонстрировал свой «нейтралитет», внешне никак не проявляя вожделения и желания добиться возобновления их физической близости. Ни прямых инициатив в этом направлении, ни слабо выраженных намеков. Ее даже начал раздражать этот искусственный пуританизм, и порой она вполне осознавала, что при должной настойчивости с его стороны она, пожалуй, не смогла бы долго сопротивляться. Но таких попыток пока не было, ни прямых, ни косвенных.