Накануне вечером, когда рядом находилась Джина, ей было легко с Тэннером. Но сейчас она почувствовала себя не в своей тарелке. Теперь Тэннер был не столько братом Джины, сколько чрезвычайно привлекательным одиноким мужчиной, у которого, по словам Джины, не было девушки вследствие его упрямства.
Они не начинали разговор, пока перед ними не оказались чашки с горячим кофе. Тогда Колетта взяла пакет и предложила Тэннеру рогалик.
— Судя по вашему магазину, вы очень любите маленьких детей, — заметил он.
— Я люблю детей, — без смущения подтвердила она. — Но я решила заняться торговлей детскими вещами не поэтому. — Его поднятые брови свидетельствовали о неподдельном интересе, поэтому она продолжала: — Мне хотелось открыть предприятие розничной торговли. Я не один месяц думала и наконец остановилась на детских вещах.
— Почему именно на детских?
— Я тщательно изучала рынок и убедилась, что мы сейчас находимся на пороге нового пика деторождения. К тому же дети будут рождаться вне зависимости от состояния экономики.
— Очень интересно, — проговорил Тэннер. — Значит, ваше решение было продиктовано скорее рассудком, а не чувствами.
В его интонации Колетте почудилась нотка неодобрения, и она, словно защищаясь, вскинула голову.
— Опыт мне подсказывает, что лучшие решения мы принимаем тогда, когда нами руководит разум, а не сердце.
Его ленивая, неотразимая усмешка немедленно заставила ее напрячься.
— Ну, когда имеешь дело с коровами, особенно чувствительным не станешь.
Сделав вид, что целиком сосредоточилась на кофе и рогаликах, Колетта отчаянно старалась нащупать тему для разговора. Естественно, обсуждать с ним положение Джины ей не хотелось. Не хотелось влезать в состязание брата и сестры в упрямстве.
— Джина мне говорила, что вы родом из какого-то маленького городка в Канзасе, — наконец сказала она.
Он кивнул.
— Фоксран. Он больше похож на большой поселок, чем на город. Все знакомы друг с другом, и, как правило, все в курсе дел друг друга. Но я не могу себе представить, как жить в другом месте.
— Ваши родители тоже там живут?
Синие глаза Тэннера как будто обратились куда-то вглубь, и Колетте показалось, что она уловила в них тень боли. А он между тем смотрел на кофейную чашку.
— Моих родителей давно нет в живых. Они погибли в автокатастрофе, когда мне шел двадцать первый год, а Джине было десять. На моих плечах осталось ранчо, находившееся на грани финансового краха, и десятилетний ребенок.
