Одноклассницы сразу заметили художественное оформление моих ногтей.
Не только заметили, но и ухитрились прочесть.
— Кто эта Тамара? — спросила меня Женя, соседка по парте.
— Какая Тамара? — притворно удивился я и почувствовал, что краснею.
— Которую ты увековечил на своих ногтях, — улыбнулась девушка.
— А! Это с прошлого года не могу отмыть, — попытался отшутиться я.
— Крепкая зазноба! — рассмеялась Женя.
— Почему это? — не понял я.
— Ну… Раз с прошлого года отмыть не удаётся, — ответила Женя.
Действительно, никогда в жизни я ещё не был так сильно влюблён.
Прежде я влюблялся часто, но, бегая за одной девчонкой, не считал зазорным время от времени подумать и о другой.
Тамара не давала мне такого шанса.
Я думал только о ней. Только о ней.
Прежде, в восьмом классе, я сидел за одной партой с Лёшкой, но он, перейдя со мной в другую школу, оказался в параллельном классе, и как-то так получилось, что моей соседкой по парте стала Женя — улыбчивая и немного полноватая девушка.
Что интересует юного девятиклассника, когда он впервые смотрит на девушку?
Правильно — её ножки.
Но, странное дело, я поймал себя на мысли, что ножки Жени меня почти не волнуют.
Девушка вела себя весьма непринуждённо, она запросто прижималась ко мне своим упругим, теплым бедром, вроде, по делу: то одно ей было непонятно, то другое.
Мне ничего бы не стоило, словно невзначай, положить ладонь на её бедро, которое было лишь наполовину прикрыто короткой школьной формой. Уверен — это не вызвало бы скандала.
Ну, убрала бы она мою лапу — и всё.
А в зависимости от того, как именно она это сделала, я решал бы, повторить свою выходку или обратить всё в шутку.
Но я не делал этого.
Потому что у меня была Тамара.
Моя Тамара!
Каким новым оказалось это удивительное слово — «моя»!
В нём было что-то взрослое, меня охватывало неясное чувство собственника, когда кто-нибудь из приятелей говорил мне: «Твоя-то вчера на танцах была в таком классном платье!»
Это сладкое слово «моя»!
Наверное из него рождалась моя ревность.
Я ревновал Тамару по любому поводу. Взять те же вчерашние танцы. Сам я не смог прийти, а потому жутко переживал, с кем и сколько раз танцевала моя девушка.
Как великое одолжение, нам разрешали приходить на танцы в школу, где мы прежде учились. Но мы чувствовали себя неловко, наверное, потому, что здесь не было наших сверстников. Хотелось одного: порадовать Тамару двумя-тремя танцами и тихо уйти с ней в прохладную темноту ночи, чтобы, уединившись, целоваться до потери сознания.
