Да, да! — с воодушевлением подхватила девушка. — Федя… э-э… Федор Петрович — замечательный ученый… замечательный…
А вы с ним давно знакомы? — словно бы невзначай осведомился Гвоздь.
С прошлого лета.
Угу-у, — прикинул майор, — а сейчас у нас уже конец весны. Стало быть, вы его знаете около года.
Да… А что? — снова встревожилась негритянка.
Ничего, — сказал Гвоздь. — Просто спрашиваю.
Этим летом мы собираемся пожениться, — доверительно сообщила девушка майору.
Похвально, похвально… А где сейчас профессор? — мимоходом поинтересовался Гвоздь.
На Канарских островах. Его пригласили туда читать лекции.
— Кому же он их там читает? Туристам?
Не знаю. Наверное.
А вы не могли бы ему позвонить?
Что, сию минуту? — растерялась девушка.
— Да.
А зачем?
Да так просто.
Как это — так просто? Я не понимаю…
— А вам, Сонечка, и не надо ничего понимать, — задушевно сказал майор Гвоздь. — Поговорите с ним по телефончику, и все.
— Ну хорошо… — Негритянка достала рубку, набрала номер и сказала ласковым оном: — Алло, котик, это я.
Мобильник у Мармеладовой оказался таким громким, что в кабинете без труда можно было слышать голос Федякина.
Ой, мой черный заинька, — обрадовался профессор. — Я так по тебе соскучился, ушастик.
И я по тебе, котеночек, соскучилась.
Ты меня любишь, зайчонок?
Очень, котенок!
Очень-очень?
Очень-очень. А ты меня?
И я тебя очень-очень…
Тимыч слушал воркование влюбленных, и его терзала совесть. А он-то, придурок, как со своей первой любовью разговаривал: «Чего тебе надо?.. Не фиг мне мозги пудрить…» «Попрошу у Ля прощения, — твердо решил Тимыч, — если она, конечно, еще позвонит».
Димыч же, слушая Соню и профессора, кривился как от пенки на молоке: котеночек, зайчоночек… тьфу!., телячьи нежности.
А Любка Крутая вздыхала завистливо. Вот она, настоящая любовь! Как в сериалах.
Между тем влюбленные продолжали ворковать:
Ты обо мне думаешь, любимая?
Постоянно, любимый.
И я о тебе постоянно думаю.
А я тебя сегодня во сне видел.
А я тебя вчера во сне видела…
В этот момент в кабинете появился капитан Кипятков.
— Товарищ майор, разрешите доложить! — козырнул он.
— Тс-с, — приставил Гвоздь палец к губам и шепотом распорядился. — Гони, дружище, опять к пеленгаторщикам, пусть запеленгуют… — украдкой кивнул он на Соню.
— Слушаюсь! — Кипятков вновь умчался.
Майор метнул взгляд на девушку: не усекла ли она его распоряжение? Но влюбленная по уши Соня слышала лишь голос своего возлюбленного.
— Не простудись там, заинька, в этом холодном Питере, — заботился Федякин.
