И вдруг все замешкались: воины увидели, что ханский слон стал как вкопанный. Раб с опахалом чуть не свалился на землю — так неожиданно остановился слон.
Поскакал меж рядов воинов глашатай и во всеуслышание кричал:
— Слушайте! Слушайте! Слушайте! Великий господин будет говорить! Слушайте!
И вот хан с высоты паланкина, где он восседал, с важностью и величием провозгласил;
— Мы изъявляем нашу волю и наше решение! Приказываю остановиться. Будем строить город. Я сказал!
Перед ханом остановился визирь на коне. Он почтительно прижал руку к сердцу и воскликнул:
— О ваше ханское могущество, но здесь, в степи, нет воды!
У хана даже бровь не дрогнула. Он только грозно заговорил:
— Я сказал! Повеление мое незыблемо! Приказываю! Копайте колодцы — и да будет вода! Разве ветер, солнце, земля не такие же мои рабы, как люди-горцы?! И не так ли, как они, мне подвластны?! А земля всего-навсего пыль. Так будем же четвертовать степь. Копайте! Я сказал!
Визирь униженно склонил голову. Обжигающий ветер, возникший неожиданно где-то, зашумел, и туча густой черной пыли опустилась на ханское воинство.
Хан важно восседал на слоне и пустыми глазами смотрел на окружающих. Он больше ничего не говорил и ни о чем не думал. Зачем думать, зачем беспокоиться, когда ему в палящий зной всегда поднесут пиалу освежающего шербета. Зачем думать, когда руками рабов разбит шатер и тут же нарезаны ломти сочной сахарной дыни.
— Я сказал! — снова воскликнул хан.
Слово повелителя непререкаемо.
Войско остановилось, воины разбивали большой лагерь.
Солнце стояло в зените, пекло нещадно. Нигде не было даже кусочка тени — спрятаться от немилосердного светила.
Но как ни трудно было ханским воинам сидеть в душных шатрах, а пленным приходилось еще хуже: их, словно баранов, держали под прямыми, как копья, жгучими лучами пылающего солнца. Воды пленным давали только по одному глотку за целый день. Многие, обессилев, падали на землю и умирали. На таких стражники не обращали внимания.
Страшно было Кафару смотреть, как безжалостная смерть уносит родных людей. Непрестанно юноша думал, как облегчить их страдания. Ночей ее спал из-за этих дум. Но что придумаешь, когда на руках и ногах оковы, и ты беспомощен.
Но вот всех пленников, кто мог и кто не мог держать в руках кетмень или кирку, погнали чуть свет, понукая плетьми, в степь. Весь день под жгучими лучами солнца рыли они, не разгибая спин, колодцы.
Копали и второй день, копали и третий… А воды все не было.
