Темнело быстро. Откуда-то из-за леса подкралась туча. Дождь, сначала ударивший редкими каплями, посеял, как из сита.
— Парфен!
— Чего тебе?
— Иди-ка в казенку. Дождь-то, похоже, на всю ночь.
— Дождь?
— Аль не чуешь?
Парфен поднялся, постоял минуту над служившим ему постелью армяком, потом нагнулся, встряхнул его и протянул рулевому.
— На, укройся!
Накинув армяк, кормчий поглядел на закрывшуюся за Парфеном дверь каюты и уныло вздохнул.
— Собачья жизнь, — пробормотал он про себя. — Остатний хлеб в поле погниет, а ты тут с товарами майся, распродуй их горой. Кому — барыш, а кому — шиш.
Дождь не переставал. Очертания берегов постепенно сливались с водой, темнота становилась все гуще. Облокотившись на правило, рулевой дремотно слушал, как журчит струя за кормой. Глухая осенняя ночь все плотней покрывала землю.
Проснувшись от брызнувшего в окно каюты солнечного луча, Парфен подумал, что давно бы нужно сменить товарища. Толкнул ногой дверь — она не открылась.
— Намокла, что ли?
С трудом выбравшись наружу, метнулся назад.
— Савел Иванов! Приказчик!
— Чего тебе?
— Беда стряслась!
Потерявшее управление судно тихо покачивалось на волнах у берега. Оглушенный чем-то тяжелым, а затем связанный, кормчий недвижимо лежал у руля. Ахнув, приказчик бросился к люку, ведущему в мурью. Товаров не было…
К вечеру этого же дня у часовенки, где жил поп Сорока, приткнулась большая плоскодонка. На землю сошли двое, шестеро молодчиков остались сидеть в посудине.
— Кого черт несет, не ярыги ли судейские? — хмуро сказал Тимоха — старший из сыновей Сороки, мирно чинивших на берегу рыболовную снасть.
— Мыслишь, дознались о барже? — откликнулся Кирюха, вглядываясь в подходивших. — Надо батюшку упредить.
— Нет, не похоже. Да и плыли с верховьев, не из Мурома. Подождем, посмотрим.
— Бог на помощь! — приветливо молвил, подойдя, один из незнакомцев.
Парни молча продолжали штопать деревянной иглой сеть.
Нелюбезный прием не смутил приезжих.
— Нам бы попа Сороку повидать.
— Пошто он вам?
— Кабы не было нужды, не пристали бы к вашему берегу. Дело есть.
— А что за народ? Незнаемы вы нам, а с такими разговор вести не об чем.
— Ты, парень, слушай, что тебе говорят. Дома отец ваш, иль как он вам доводится, — ведите к нему, нет — назад тронемся.
— Ну, ин быть по-вашему.
По узкой тропинке, уложенной известковым плитняком, поднялись наверх. Войдя в избу, незнакомцы покрестились в угол и присели на широкую сосновую скамью.
— Батюшка, слышь, тебя тут какие-то требуют. Сказывают, дело есть.
